Когда "Карлсруэ" около 15 часов приблизился к месту, где нас ожидал "Асунцион", сигнальщик доложил, что видны три парохода. Его обругали за то, что он не умеет сосчитать даже до трех: но он стоял на своем и действительно, скоро мы увидели с мостика шесть мачт, а спустя некоторое время и сами пароходы. Один из них, при нашем появлении, начал уходить полным ходом, другие два остались спокойно стоять на месте. Одновременно с этим радиотелеграфист доложил, что "Асунсьон" просит помощи, так как его преследует неприятельское судно. Таким образом, стало ясно, что уходящий от нас пароход и есть "Асунцион". Мы его сейчас же успокоили, и он повернул обратно.

Тем временем "Карлсруэ" увеличил свой ход и скоро приблизился к двум другим пароходам. Один из них поднял свой флаг; это был "Фарн". Другой боязливо и медленно поднял флаг английский. Мы захохотали от неожиданности.

Капитан Любинус рассказал нам следующее: перед приходом "Карлсруэ" к месту рандеву подошел пароход под английским флагом. Любинус приказал поднять на "Фарне" тоже английский флаг. Англичанин поднял свои позывные - "Кондор" из Лондона, и спросил "Фарн" об имени и порте назначения, на что тот сразу ответил. Тогда между ними завязался, при помощи сигналов, длинный разговор: имеет ли "Фарн" сведения о войне, знает ли он что-либо об английских военных судах и т.д. В то время, когда разговор этот стал принимать уже нежелательный характер, появился на горизонте "Карлсруэ". Англичанин и "Асунсьон" приняли его за один из английских крейсеров, и последний обратился в бегство; британец же продолжал стоять спокойно.

"Фарн" тоже остался на месте, так как узнал нас сразу. Более удобного для нас захвата трудно было бы и желать.

"Кондор" был отвратительный с виду пароход, с ярко-зеленой трубой, но мы смотрели на него совсем другими глазами, после того как узнали, какой он вез груз, а именно: разный груз, много провизии, динамит и 150 тонн машинного масло. Он шел из Нью-Йорка в Чили. Капитан был предупрежден о наших действиях и был очень осторожен. Он сделал большой крюк на восток, обошел Вест-Индские острова и старательно избегал обычных путей пароходов. Видимо, ему не везло, если после этого он все-таки попался.

Особенно ценным было нам машинное масло, которое мы могли великолепно употреблять, как топливо. Большое количество имевшейся у него провизии было тоже нам кстати, так как запасы, как нашей провизии, так и бывшей на вспомогательных судах, приходили к концу. Динамитные патроны подоспели вовремя на замену наших подрывных патронов, которые мы в очень большом количестве расходовали при потоплении пароходов и которых у нас оставалось уже немного.

Мы сейчас же приступили к перегрузке захваченного парохода при помощи всех имевшихся в нашем распоряжении шлюпок. Это оказалось много труднее и медленнее, чем мы думали, так как бочки с маслом находились под другими грузами и их пришлось убирать в сторону. Между прочим, в числе груза находилось много зеркальных стекол для магазинов; но к счастью мы не были обязаны обращаться с ними с должной осторожностью, иначе перегрузке не было бы конца.

"Крефельд" был осчастливлен посадкой на него команды также и этого парохода. В числе последней находилось пять немцев, которых мы взяли к себе.

Перегрузка парохода длилась еще два дня.

После того, как "Крефельд" был еще раз обильно снабжен провизией, окончательный день его ухода был назначен на 13 октября. После полудня к нам приехал помощник капитана в качестве депутата от капитанов и команды английских пароходов. Он благодарил нашего командира от их имени за хорошее и внимательное с ними обращение, как со стороны крейсера, так и вспомогательных судов. Капитаны намеревались сообщить об этом своему правительству.

В 16 часов "Крефельд" получил разрешение идти в Санта-Круц на Тенерифе, куда он должен был прийти не раньше 22 октября. Он поднял по случаю ухода огромный флаг и обошел вокруг "Карлсруэ" и всех пароходов. У нас была вызвана наверх музыка и играла, как это принято при прощании немецких моряков, старую немецкую песенку: "Да, я должен уехать в город". Пароход медленно уходил, пробывши с нами неразлучно около шести недель, в течении которых он разделял с нами и радость и горе. Он взял с собой почту, и наши родные могли получить от нас теперь первую весточку после двухмесячного молчания.

В 22 часа была, наконец, окончена перегрузка машинного масла с "Кондора". Груз динамита не позволял нам произвести взрыв парохода. Мы должны были ограничиться тем, что открыли все кингстоны и разбили бортовые иллюминаторы, что значительно ускорило его потопление.

При каждой волне значительное количество воды вливалось через иллюминаторы, пока, наконец, они все не оказались под водой, тогда через несколько минут пароход пошел ко дну.

"Рио-Негро" должен был присутствовать при его конце. "Карлсруэ" же вместе с "Фарном" ушел на угольную погрузку.

На походе мы устроили испытание производительности горения машинных масел и керосина. Результаты оказались вполне удовлетворительными.

Еще никогда, с самого начала войны "Карлсруэ" не был в таком изобилии снабжен топливом, как 16 октября, после того как окончили угольную погрузку и двинулись на ловлю добычи. Мы имели 180 тонн жидкого топлива и 1500 тонн угля, из них 1100 тонн лучшего кардифа. Весь этот материал мы взяли с наших призов. Запасы, которые нам привезли наши пароходы, были чуть тронуты.

Когда мы сегодня днем сошлись с"Рио Негро", капитан его нам рассказал, что на "Кондоре" минут через 10 после того, как он утонул, произошли два очень сильных взрыва. Пароход должен был к этому времени погрузиться уже на порядочную глубину. Хотя "Рио-Негро" находился уже в нескольких милях от места гибели парохода, но сотрясение было так сильно, что компасная картушка соскочила со своей шпильки.

Вскоре мы встретили также "Асунсьон", которому удалось перехватить удивительно радостное известие о взятии крепости Антверепена. Это был тяжелый удар для англичан, которые так много писали в своих газетах о невозможности его взять, что теперь им было бы уже неудобно писать о незначительности этого события. Хотя, как мы потом узнали, они все-таки это писали.

Только что мы успели прийти на наше старое место севернее острова Фернандо-Норонья, как сигнальщики доложили о приближающемся пароходе. Час спустя мы были уже рядом.

Это был английский пароход "Глантон" из Лондона. "3700 тонн угля из Кардифа в Монтевидео для фирмы "Вильсон и Сын", команда - англичане", сообщил нам семафор призового офицера. "Пароход будет уничтожен, приготовить его к потоплению", гласил немедленный ответ нашего командира. Мы, пока что, не нуждались в угле и не имели лишних людей, чтобы его обратить в вспомогательное судно.

"Рио-Негро" заменил теперь "Крефельда" и взял к себе команду и провизию с приза.

Когда "Глантон" последний раз показался над водой и ушел навсегда, было доложено снова о пароходе, за которым мы погнались, но он оказался голландским, по имени "Заанланд" из Амстердама. Мы не имели оснований не верить его показаниям и внешнему виду, поэтому позволили следовать далее (и его не останавливали). Таким же образом, мы поступили и с итальянским пароходом, который прошел мимо нас поздно вечером.

Хотя в первый день этого периода мы встретили целых три парохода, но зато следующие три дня мы никого не видели. Мы стояли вместе с "Рио-Негро" с застопоренными машинами и напрасно утомляли глаза напряженным наблюдением.

22 октября мы праздновали день рождения императрицы по обычному воскресному расписанию. После короткого богослужения командир сказал речь команде. Он напомнил, как императрица, стоя во главе Красного Креста, показывала пример всем немецким женщинам, и, как истинная немка, принесла Отечеству шесть сыновей и зятя, которые все участвовали в военных действиях. После его речи команда прокричала три раза восторженное и громкое ура в честь императрицы и всей императорской фамилии.

Сегодня сведения о наших действиях пошли с Тенерифы домой и по всему свету. Каждый считал своим долгом напомнить об этом другим.

Целый день мы ожидали, что поймаем кого-нибудь, чтобы ознаменовать день рождения императрицы. Когда после 22 часов мы увидели, наконец, огни какого-то парохода, то были уверены, что наша надежда, хоть в последнюю минуту, да исполнилась. Оказалось, однако, что это был шведский пароход "Антлант" из Готенбурга, который шел на юг. Мы должны были его пропустить (и не задерживали его).

Сегодняшний день принес нам в вознаграждение за вчерашнюю напрасную погоню английский пароход "Хурстдель" из Ливерпуля с 4600 тонн маиса из Розарио в Бристоль. Он причинил нам немного хлопот. Когда он был уже наполовину под водой, было доложено еще о пароходе, который опять-таки оказался шведским, по имени "Анни Джонсон" из Готенбурга. Мы его задержали, но тотчас же отпустили.

Вследствие прибытия в Тенерифу английских команд захваченных нами призов, наша деятельность в этой северо-восточной части Южной Америки, а также способ наполнения нами угля и ведение наших операций должны были сделаться известными англичанам. Поэтому мы должны были считаться с тем, что в ближайшие дни они будут старательно обыскивать район, в котором мы кружились с 1 сентября.

И действительно после долгого перерыва, мы сегодня в первый раз опять узнали по телеграфу о непосредственной близости английских военных судов.

Когда мы шли от Вест-Индии на юг, то уже тогда командиру пришла идея, начать беспокоить многочисленные английские и французские колонии на Малых Антильских островах, и он в подробностях выработал план набега на французский остров Барбадос. Но в то время пришлось эту мысль отложить так как наше снабжение углем не вполне было обеспечено. Теперь же можно было вновь вернуться к этим планам. Все мы были этому страшно рады.

Помимо вероятности, что англичане чрезвычайно усилят наблюдение за районом наших недавних действий, расчеты на поимку неприятельских пароходов становились все меньше и меньше. Опыт последнего месяца показал, что английские пароходы все реже и реже шли по ранее принятому пути и делали большие или меньшие уклонения в сторону. Зато число встречаемых нами нейтральных пароходов значительно возросло.

Командир пришел к решению оставить этот район на некоторое время, пока движение снова не успокоится и не сделается нормальным, а зато внезапно появиться в ВестИндии, чтобы начать вышеупомянутые набеги.

Мы собрали к себе все наши пароходы: "Рио-Негро", "Асунцион", "Фарн" и "Индрани", и каждый из них получил точную инструкцию на ближайшие дни. Затем их отпустили следовать по назначению, за исключением "Фарна", который должен был идти с нами на северо-запад, чтобы мы могли пополнять с него наш угольный запас.

Мы уже удалились на порядочное расстояние от излюбленного пароходами пути в Южную Америку, когда сегодня утром, к нашему величайшему удивлению, было доложено о пароходе в юго-восточном от нас направлении, курсом на север. Видные издалека высокие белые надстройки показывали, что это был большой пассажирский пароход. По цвету трубы мы заключили, что он принадлежит обществу "Лампорт и Хольт". В 11 часов пароход был задержан. Это был "Вандик", третий по величине пароход этого общества, более 10.000 тонн водоизмещения, построенный только три года тому назад.

Таким образом, лучшая наша добыча попалась нам совершенно неожиданно. Кроме 210 пассажиров, из них 112 1-го и 2-го классов, по большей части североамериканцев, на пароходе находилось 130 мешков с почтой, 2500 долларов принадлежавших пароходному обществу, порядочное количество разного груза и около 100 тонн мороженного мяса. Он шел из Буенос-Айреса и направлялся через Тринидад и Барбадос в Нью-Йорк.

"Бристоль" предупредил его, что надо нас остерегаться. Капитан шел с большой осторожностью - ночью с закрытыми огнями и целую неделю не пользовался своим радиотелеграфом. Поэтому он крайне удивился, когда ему призовой офицер с серьезной миной заявил, что мы его ждали со вчерашнего дня.

Капитан был старый человек, и неудача совершенно его обескуражила. Мы имели обыкновение предоставлять команде захваченных пароходов выбор или перебираться на "Карлсруэ" в качестве военнопленных, или дать нам письменное обязательство, что они в продолжение войны не будут принимать участие в военных действиях ни против нас, ни против наших союзников. В последнем случае они будут при первой возможности отпущены на свободу. До этого времени все англичане, ни минуты не задумывались, давали подписку. Когда подобная же подписка была разъяснена и предъявлена команде "Вандика", то его капитан начал говорить своим людям речь, призывая их к возмущению. Призовому офицеру пришлось тогда доложить об этом командиру, который послал на пароход двух вооруженных матросов, чтобы увести капитана под конвоем. Тем временем капитана успокоили более благоразумные его офицеры, так что эта мера оказалась ненужной.

Пассажиры до самого последнего момента принимали нас за английский крейсер, и когда, наконец, их заблуждение разъяснилось, то поднялся вопль отчаяния. Они ожидали от "гуннов" грабежа и самых жестоких оскорблений; так их приучила относиться к действиям наших воинов бессмысленная клевета южно-американской прессы, находившейся под влиянием англо-французов. И этой ерунде поверили не только палубные пассажиры, принадлежащие к низшему и неспособному здраво мыслить классу общества, которым оправданием может служить малая степень их развития, но увы, среди пассажиров 1-го класса находился Колумбинский посланник в Аргентине (метис) с женой и ребенком. Он предусмотрительно запасся рекомендацией нашего посланника в Буенос-Айресе, адресованной командирам немецких военных судов. Он показал эту рекомендацию нашему призовому офицеру, дрожа от страха, и просил пощадить его жизнь и жизни жены и ребенка. Он успокоился только спустя некоторое время, после того как командир назначил специального офицера, лейтенанта графа Бейсселя, состоять при особе этого дипломата и его супруги.

Когда, наконец, пассажиры вполне освоились с мыслью, что мы совершенно не имеем намерения грубо с ними обращаться или отнять у них имущество, то их удивление не имело границ; они рассыпались в благодарностях. Чтобы дать время пассажирам спокойно собрать свои вещи, командир отложил их высадку с парохода до следующего дня. Тем временем все наши пароходы были вызваны сюда по телеграфу и подошли один за другим. Это сборище судов произвело не малое впечатление на находившихся на "Вандике".

Разгрузка "Вандика" началась в 6 часов утра 27 октября, и пассажиры успели еще раз пообедать на нем с полным комфортом. После этого им пришлось со своими вещами перебраться на "Асунсьон", который должен был отвезти их и экипажи трех последних призов в один из нейтральных портов. Так как некоторая часть наших продовольственных запасов, как например, свежее мясо, мука и рис, который был очень необходим для довольствия наших китайцев, была почти уже на исходе, то поимка этого, в изобилии снабженного всякими отборными припасами, парохода имела для нас существенное значение. Поэтому были сделаны обширные приготовления для перегрузки провизии на крейсер следующим днем.

Ночью часть команды парохода, преимущественно кочегары, перепилась. Это явление происходило вообще на большей части и ранее забранных нами призов, если только люди имели достаточно времени, чтобы вспомнить о запасах спиртных напитков. На одном их пароходов пьяный матрос бросился однажды за борт, и его выловили обратно с большим трудом.

Второе любопытное явление, которое тоже происходило почти на всех пароходах, это отказ команды повиноваться своим судовым офицерам с момента объявления нами парохода захваченным. Они сейчас же начинали приставать к капитану, требуя уплаты жалования, пытались ломать грузовые люки, в особенности если предполагали, что там имеется что-либо спиртное. В некоторых случаях приходилось вмешиваться призовому офицеру, чтобы заставить команду слушаться своего командира.

Старший офицер "Вандика" просил разрешения руководить выгрузкой багажа. Он и остальные судовые офицеры вели себя с большим тактом и оказывали нам всякое содействие, как в работе, так и в успокоении пассажиров.

Пароходные шлюпки были погружены еще накануне, и ровно в 6 часов утра они отвалили от борта. Пассажиры с любопытством присматривались к работе и увидели поучительное зрелище: все деревянные шлюпки этого огромного и совсем нового парохода оказались с большой течью и так быстро наполнились водой, что багаж не успели вытащить, и он весь промок. Пострадавшие пассажиры были в бешенстве. Они накинулись сначала на старшего помощника, потом на капитана, и офицерам с "Карлсруэ", присутствовавшим для наблюдения за работой, пришлось их успокаивать. После того перевозка багажа была произведена на тяжелых, но исправных шлюпках наших немецких пароходов и окончилась в полудню.

После полудня началась перевозка пассажиров и команды на "Асунсьон". К 19 часам все они, а также команды "Глантона" и "Хурстделя" были уже перевезены, а также и запас для них провизии на 10 дней. "Асунсьон" был значительно меньше, чем "Вандик", и не достаточно был оборудован для помещения такого большого количества пассажиров. Женщинам и детям были отданы все каюты, но так как последних для всех не хватило, то капитан и его помощники уступили также и свои каюты. Мужчинам уже пришлось разместиться, кто как умел, на палубе.

В салоне и в палубных помещениях командир приказал вывесить объявление. Он указывал в нем на лживые сообщения прессы, которые были причиной первоначального беспокойства пассажиров. Немецкие солдаты и моряки никогда не могут иметь намерений покушаться на чужую собственность, а тем более на собственность бедных путешественников, или на их жизнь. У англичан, действительно, это происходит, так как они награждают офицеров и матросов призовыми деньгами, то есть деньгами, вырученными за чужую собственность. Это обыкновение, ведущее свое начало с тех времен, когда существовали пираты, совершенно не применяется в немецком флоте, который привык исполнять только свой долг. И этот долг вынуждает нас захватывать пароходы и, к сожалению, причинять неудобства нейтральным пассажирам. Единственный способ избегать подобных неприятностей- это путешествовать не на английских, а на нейтральных пароходах.

Это объявление все усиленно читали и обсуждали. Вообще настроение пассажиров не могло быть названо плохим; они очень быстро примирились с постигшим их неприятностью. Офицеру, который заведовал их перевозкой на "Асунсьон", они вручили, для передачи командиру, благодарственное письмо, в котором говорили, что ни один благоразумный человек не мог бы желать лучшего с собой обращения в подобных обстоятельствах.

Мы были очень довольны, что посреди пассажиров находились два репортера американских газет. Дамы и дети просили у нас что-нибудь на память, и мы охотно раздавали форменные пуговицы и ленточки с именем нашего крейсера.

Пароходный доктор "Вандика", по происхождению американец, интересовался, конечно, состоянием нашего здоровья и не мог надивиться на пышущее здоровьем, смуглые от загара, лица наших катерных гребцов. Что они не представляли исключение, этому он уже никак не мог поверить.

После того как "Асунсьон" принял от нас почту, мы разрешили ему идти в Пара, куда он не мог прибыть раньше 1 ноября. Капитан его, Г.Фритш, был очень недоволен, что надо нас оставить и несколько раз повторил через просьбу командира, не может ли "Асунсьон" продолжать дальше свое совместное плавание с "Карлсруэ".

Прием провизии с "Вандика" продолжался всю ночь. Около полуночи вдруг появились пароходные огни. Это был пароход, шедший прямо на нас, так что нам прочти не пришлось трогаться с места, чтобы его задержать. К немалому нашему удовольствию, он оказался английским пароходом "Ройяль Сцептер" из Лондона. Он заметил, благодаря ясной ночи, собравшиеся вместе пароходы, и это его так удивило, что он подошел полюбопытствовать, что случилось среди океана. К сожалению, он имел нейтральный и очень ценный груз - кофе, приблизительно на сумму 5 миллионов марок, тогда как сам пароход был так стар и плох, что не имел почти никакой ценности. Вследствие этого командир, скрепя сердце, отпустил его на свободу. В 1 час 30 минут его огни скрылись из виду.

В 6 часов пароход "Вандик" пошел ко дну.

"Карлсруэ" продолжал поход в Вест-Индию с тремя остальными пароходами. В течение двух следующих дней запас угля был пополняем с "Фарна" и 1 ноября еще раз доведен до полного, после чего "Фарн" был оставлен, а "Рио-Негро" и "Индрани" следовали с нами дальше.

Кроме нападения на английские и французские владения, командир поставил себе главной целью вызвать тревогу на коммерческих путях, ведущих на английские острова Барбадос и Тринидад.

В первую очередь было намечено напасть на Барбадос. Мы знали, что в его гавани находилось много больших пассажирских пароходов, которые мы желали бы утопить или уничтожить. Подобное предприятие было самым подходящим, чтобы подорвать значение англичан в Вест-Индии и во всей Америке. С большим нетерпением ожидали мы поэтому ближайших дней. Настроение команды никогда еще не было так хорошо, как в эти дни. О наших намерениях команде еще не было объявлено. Но примером того, что думали люди, может служить следующее: мой вестовой очень страдал от малярии, которую он получил в Мексике. После очень серьезного приступа лихорадки, он был только что выпущен из нашего лазарета, и я спросил его, как же он себя теперь чувствует. Он, не отвечая непосредственно на вопрос, сказал: "Топить пароходы - дело хорошее, но скоро должно наскучить. Теперь хорошо бы было снова дать работу нашим пушкам. Это было бы совсем другое".

Так думали все они, наши храбрые молодцы с "Карлсруэ".

Под влиянием хорошего настроения сегодня в кают-компании была устроена пирушка, на том лишь основании, что повар, после долгого перерыва, снова получил настоящее масло, мороженую дичь и другие деликатесы с "Вандика". Старший офицер поставил красное вино. Кают-компания была украшена растениями и цветами в горшках, взятыми с "Вандика".

4 ноября в 18.30 корабль "Карлсруэ" находился в 10°7' с.ш. и 55°25' з.д.

Это был момент коротких тропических сумерек. Командир, вахтенный начальник, старший лейтенант барон фон Альтхаус, вахтенные рулевые и сигнальщики находились на командном мостике. Команда только что окончила ужинать и собиралась, как всегда по вечерам, на баке и под полубаком, чтобы послушать судовую музыку, разместившуюся под мостиком. Офицеры и кондукторы еще сидели за ужином в своих кают-компаниях в задней части корабля, где также помещались палубная, кочегарная и машинная вахта, вестовые, буфетчики и коки.

В незначительном отдалении за крейсером следовали пароходы "Индрани" и "Рио-Негро".

Старший офицер только что встал из-за стола, а некоторые офицеры собирались выйти из душной кормовой части на мостике, как вдруг судно затряслось от сильного толчка, за которым последовал глухой гул и треск. Электричество погасло.

Корабль лег сейчас же сильно на левый борт.

Кто-то из офицеров закричал: "Минная пробоина!". Мысль эту разделили все остальные, и мы поспешили на свои места по боевой тревоге. Но прежде чем я успел взойти на заднюю надстройку, мое место, как 2-го артиллерийского офицера, я услышал команду: "Задраить непроницаемые переборки", и пять, обычных в этом случае, ударов рынды. Перед нашим форштевнем я увидел плавающий корпус корабля, который почти сейчас же затонул. В первый момент я принял его за постороннее судно, с которым мы столкнулись. В действительности же - это была передняя часть нашего собственного корабля.

Сильным взрывом корабль Его Величества "Карлсруэ" был разломан на две части. Место, где произошел взрыв, и непосредственно прилегающие к нему помещения, как-то: часть судна от бака до передней трубы, а также мостик и фок-мачта, по всей вероятности, были разнесены в щепки; по крайней мере, никто не видел, чтобы от них остался хотя бы кусочек.

Передняя часть корабля с большей частью находившейся там команды пошла ко дну через несколько минут. Только отдельные люди, которые были брошены взрывом далеко борт, могли быть спасены со шлюпок и с кормы. Они все были более или менее обожжены и покалечены.

Кормовая часть судна, где все непроницаемые переборки были задраены, держались на воде 20 минут. Этому обстоятельству, дававшему блестящее свидетельство материалу, из которого корабль был построен, и немецкому судостроению, мы, оставшиеся в живых, обязаны прежде всего своим спасением.

Оба сопровождавшие нас парохода оценили вполне правильно происшедшую с крейсером катастрофу, возвещенную им высокими, выше 100 метров, огненными столбами; они дали самый полный ход и прийдя в непосредственную близость тонущего корабля, спустили все свои шлюпки.

Наши собственные шлюпки были также быстро спущены и вместе со шлюпками пароходов разыскивали еще плавающих на месте катастрофы.

После того как старший офицер совместно с вахтенным механиком прошел по всем нижним помещениям и вполне убедился, что там не осталось живой души, только тогда отвалила от борта последняя шлюпка с офицерами. Когда мы были не далее 100 метров, - корма нашего корабля вдруг поднялась из воды так, что винты и руль были отчетливо видны. Из шлюпок, которые все еще продолжали свои поиски плавающих, прокричали трехкратное ура быстро идущему ко дну остатку крейсера и нашим погибшим на нем товарищам... Затем наступила тишина. Бремя скорби и душевной боли легло на нас, и перед нами стояли великие вопросы: "Как ?" и "Почему ?"

Ответа на них никогда не будет.

Катастрофа произошла так внезапно и так страшно нас взволновала, что первое время мы не могли оценить всей ее силы и значения. Только потом, постепенно, когда все спасенные были собраны на пароход "Рио-Негро", когда все более и более выяснилось, что не достает многих лиц, к которым мы привыкли; когда наступила полная уверенность, что наш командир, чудный, всеми нами уважаемый и ценимый человек, пошел ко дну вместе с дорогим для нас крейсером, - только тогда мы вполне постигли, что мы потеряли, и как жесток был удар судьбы.

Каждый из нас в душе всегда был убежден, что нашему плаванию отдельно от остальных наших боевых сил рано или поздно наступит конец, и каждый себе присягнул, что в последней борьбе он заставит ненавистного врага больно почувствовать, что немецкая верность присяге и храбрость - не пустые только слова. И вот как иначе все это окончилось!..