"Удар и защита"... Так называлась популярная лет тридцать-сорок назад книга о развитии брони и артиллерии. Это название очень удачно подходит к истории линейного корабля. Именно борьба снаряда и брони определяла эволюцию линкора в течение всего периода его существования — с середины прошлого века до конца второй мировой войны.

В парусную эпоху, уже к XVIII веку, установился баланс между средствами нападения и защиты на море. Борта деревянных боевых кораблей, достигавшие иногда полутора метров в толщину, достаточно надежно защищали от попаданий артиллерийских снарядов. Последние, представлявшие собой круглые ядра, также практически не совершенствовались в течение целых столетий. Менялся лишь материал, из которого они изготавливались: вначале использовался камень, затем его сменили металлы — иногда дорогие медь, свинец или бронза, а с развитием металлургии — довольно дешевый чугун. То же самое можно сказать и про артиллерийские орудия. Некоторый прогресс наблюдался в орудийных станках: если корабельные пушки средневековья жестко крепились к неподвижным деревянным станинам или просто к фальшборту, то позже появились более совершенные колесные станки, где энергия отдачи гасилась откатом массивного орудия, что позволило увеличить его калибр и метательный заряд. Однако слишком крупные пушки на флоте не прижились. Процесс их заряжания и наведения в условиях качки оказался очень затруднительным, так что артиллерийская мощь корабля усиливалась за счет увеличения числа стволов.

В конце XVIII - начале XIX века 120 -140-пушечные линейные корабли стали рядовым явлением; их водоизмещение достигло 4000 т. Однако реальная боевая сила возросла незначительно, поскольку дульно-зарядные гладкоствольные пушки не изменились: они по-прежнему стреляли на небольшие дистанции, притом не слишком точно, и обладали малой пробивной силой. Причина заключалась в круглой форме ядер, зазоре между ядром и каналом ствола, а также в слабом заряде, не угрожавшем прочности пушки. До 1850 года на флоте применялись исключительно гладкоствольные орудия, стрелявшие преимущественно сплошными чугунными ядрами. Деревянные линкоры могли выдержать попадания 100 — 200 таких снарядов, и чаще всего причиной их гибели в бою оказывались пожары.

Стрельба через прорезанные в борту порты велась только в пределах очень ограниченных углов наведения. Для более значительного сектора обстрела пришлось бы делать широкие порты, что угрожало кораблю гибелью даже в мирное время — сделать крышки портов полностью водонепроницаемыми было невозможно, к тому же при большей ширине резко снижалась их прочность и способность противостоять ударам волн. Поэтому боевые корабли являлись в полной мере «линейными», поскольку могли стрелять только по идущему в параллельном строю противнику. Казалось, ничто не могло нарушить установившийся баланс между средствами нападения и защиты.

Нельзя сказать, что технический прогресс не пытался «покончить» со столь сомнительным равновесием. Вскоре после завершения многолетних наполеоновских войн французскому артиллеристу Анри Пексану удалось создать пригодную для массового производства разрывную бомбу. Первоначально она представляла собой то же круглое ядро, но только полое. Полость заполнялась порохом, а в отверстие в ядре вставлялся фитиль, который запаливался в момент выстрела. Срабатывание бомбы при попадании в борт корабля случалось редко, однако если она взрывалась именно в момент удара, то действие ее на деревянные конструкции было сокрушительным. Но более опасными оказывались попадания в верхнюю палубу: там момент разрыва уже не был принципиальным, поскольку в любом случае возникал губительный для парусника пожар. Если огонь не удавалось вовремя ликвидировать, он рано или поздно добирался до главных пороховых погребов, и корабль взлетал на воздух. Именно так эскадра адмирала Нахимова уничтожила турецкий флот в бою при Синопе.

Внедрение «бомбических» орудий заняло около двух десятков лет, но и после того они еще десять лет сосуществовали с обычными, «ядерными». В круглое ядро помещалось не так много пороха, поэтому сразу же возникла мысль о том, что снаряд должен иметь продолговатую форму. Артиллерийскими системами такого рода много занимался шведский артиллерист барон Варендорф, создавший несколько удачных образцов. Орудия с удлиненными снарядами за счет меньшей удельной нагрузки (важнейшая баллистическая характеристика, равная отношению веса снаряда к кубу его калибра) имели большую точность и дальность. Опытные стрельбы из пушки модели Варендорфа еще в 1848 году показали дальность свыше 5 км, тогда как аналогичное орудие обычного типа могло стрелять только на 1,5 км.

Но производство орудий Варендорфа обходилось слишком дорого. Существовало другое, более экономичное и эффективное решение: сделать ствол нарезным, по образцу уже появившегося стрелкового оружия. Здесь на пути конструкторов вставали существенные трудности. Если мягкую свинцовую пулю загнать в ствол винтовки шомполом не составляло большого труда, то проделать такую же операцию с совершенно недеформируемым чугунным снарядом, не повредив при этом сам снаряд или нарезку ствола, было довольно сложно.

Принципиальным решением являлось заряжание орудия не через ствол, а с казенной части. И здесь первым оказался лидер в области морской артиллерии — британская фирма «Армстронг». В 1858 году она разработала вполне удачное нарезное орудие, оставившее далеко позади гладкоствольные аналоги. Но англичанам не удалось извлечь все преимущества из новой техники. Последовало несколько неприятных инцидентов с казнозарядными пушками, и консервативные британские адмиралы вынесли вердикт: вернуться к орудиям, заряжаемым с дула. Флот подчинился — на целых 20 лет! За это время «казенный» способ заряжания приняли несколько стран, в первую очередь Франция, основной (и на то время единственный) соперник Англии на море.

Решение британских специалистов на первый взгляд кажется абсолютно нелепым. Однако в 60-е годы прошлого века нарезные дульно-зарядные орудия вполне могли соревноваться с казнозарядными. Во-первых, при тогдашних дистанциях морского боя (несколько сотен метров) большая точность и дальность орудий с затворами, достигаемые за счет меньшего зазора между снарядом и каналом ствола, не играли существенной роли. Во-вторых, как это ни кажется парадоксальным, операция заряжания происходила быстрее, чем снаряжение пушки того же калибра с казны. Открывание и закрывание массивного винтового затвора «съедало» даже не секунды, а минуты, тогда как гидравлические приспособления быстро вталкивали снаряд, снабженный мягкими свинцовыми поясками, в канал ствола с нарезами. (Англичане достигли значительных успехов в разработке гидравлических приводов для морских орудий.) При этом устройства для заряжания можно было спрятать под палубой, уменьшив размеры самой орудийной установки, барбета или башни. Наконец, сам орудийный ствол для дульно-зарядной пушки оказался проще в изготовлении, надежнее и к тому же обходился дешевле.

Каждые два года британцы создавали новую модель таких орудий (обозначаемых MLR - Muzzle Loaded, Piffled -дульно-зарядное нарезное, в отличие от старых SB — Smooth Bore — гладкоствольное), постоянно увеличивая калибр и вес снаряда. Однако относительные преимущества дульно-эарядных орудий быстро померкли перед их недостатками. Пробивную мощь пушек удавалось повысить, по сути дела, единственным способом — увеличивая их размер. При геометрическом подобии короткоствольной и толстостенной артиллерии основным мерилом стал даже не калибр, а вес ствола. Английские орудия так и классифицировались: 18-тонные (десятидюймовки), 25-тонные (двенадцатидюймовки), и так вплоть до 80-тонных 406-мм. Система обозначения пушек по весу ствола действовала почти до самого конца прошлого века, хотя ее стройность впоследствии нарушилась, и зачастую орудия меньшего калибра, но с более длинным стволом имели больший вес.

Попытки придать снаряду высокую начальную скорость автоматически приводили к необходимости увеличить длину ствола, и заряжать орудие через дуло становилось все труднее. Оружейники испробовали самые различные формы нарезов, пробовали даже сделать канал ствола не круглым, а многогранным. В шести- и восьмигранных системах Паллизера снаряд, напоминавший граненый стакан (правда, с острым носом), при выстреле раскручивался в спиралеобразном канале ствола. Такой снаряд было удобнее заталкивать в дуло при заряжании, нежели в случае традиционной нарезки. Пушки Паллизера имели неплохую точность, но производство и самих орудий, и их снарядов требовало слишком больших затрат, и на флоте они не прижились.

Дульно-зарядные орудия, как и первые казнозарядные, оказались небезопасными. В 1879 году 305-мм пушку на английском броненосце «Тандерер» по ошибке загрузили двумя зарядами. (При заряжании через дуло проверить наличие мешочка с порохом в канале ствола практически невозможно.) Последовал взрыв. Консерваторы вынуждены были признать, что такой казус с орудием, заряжаемым с казны, невозможен. С 1880 года Британия присоединилась к «клубу казнозарядников», введя на своем флоте стальные орудия с затвором, обозначавшиеся как BL (Base Load) — заряжаемые с казны.

После этого развитие артиллерии повернуло в другое русло. Первые британские орудия с затворами оставались относительно короткоствольными, а их мощь достигалась по-прежнему за счет роста калибра (пиком стали 110-тонные 413-мм пушки броненосцев типа «Виктория» и «Бенбоу»), но порочность такого пути вскоре стала совершенно очевидной. «Орудия-монстры», вне зависимости от способа заряжания, были настолько громоздкими и тяжелыми, что их число на отдельных кораблях упало до двух.

Боезапас гигантов не превышал трех-четырех десятков снарядов, а ствол разрушался настолько быстро, что после 60 — 100 выстрелов полностью выходил из строя. Это ограничивало учебные стрельбы в мирное время, а во время войны одиночные выстрелы с перерывом в несколько минут оставляли броненосцы почти беззащитными перед новым видом артиллерии — скорострелками среднего калибра.

Введение в начале 90-х годов прошлого века поршневого затвора с винтовой линией, «разрезанной» на манер торта, из которого через один вытащены куски, привело к резкому сокращению времени на его открывание и закрывание. В особенности это касалось относительно небольших пушек, с затворами которых можно было управляться вручную. Примерно в то же время появились заряды, «упакованные» в металлические гильзы (вместо применявшихся ранее шелковых мешочков). Гильзы не только оказались менее опасными в отношении пожаров и осколков, но также не оставляли после выстрела в канале ствола несгоревших остатков. Сразу же отпала необходимость в банении орудия — прочистке ствола огромным «ершиком» от остатков мешочка из-под пороха.

В результате усовершенствований новые орудия действительно стали скорострельными: 6-дюймовая пушка могла дать при непродолжительной стрельбе до 8 выстрелов в минуту, а 120-мм — 10 — 12. Системы такого рода получили в Англии обозначения QF (Quick Fire — скорострельные). Град снарядов среднего калибра мог засыпать броненосец за считанные минуты, тогда как он за это же время отвечал всего парой снарядов. Именно скорострелкам Армстронга обязаны японцы победой над китайским флотом в 1892 году и отчасти — над русскими кораблями при Цусиме 13 годами позже.

Новшество вызвало существенные изменения в системе бронирования,которое «расползлось» по большой площади. Общая толщина брони снизилась, и необходимость в орудиях-монстрах отпала. К концу XIX века в качестве оружия главного калибра броненосцев окончательно утвердились 12-дюймовые (305-мм) пушки. Их дальнейшее развитие направилось по пути улучшения баллистических качеств. В первую очередь это касалось начальной скорости снаряда. Очередной рубеж удалось перейти с заменой применявшегося несколько столетий обычного черного пороха на основе серы, угля и селитры на бездымный, получамый при обработке целлюлозы азотной кислотой. Выгода здесь была двойная: во-первых, новый порох, сгорая, обеспечивал значительно большую энергию, а во-вторых — при выстреле не давал густых, медленно расходящихся клубов дыма, окутывавших корабль. Это позволило увеличить не только пробиваемость, но и скорострельность. Если 12-дюймовки начала 90-х годов прошлого века давали один выстрел в 3 — 5 минут, то через 10 лет они могли посылать в противника снаряд каждые 40 — 60 секунд.

Но эффективность артиллерии зависит не только от ее баллистических качеств. Не менее, а порой и более важное значение имеет орудийная установка. Создатели станков для гладкоствольных и первых нарезных пушек не слишком мудрствовали: ствол устанавливали, по сути дела, на тележке с колесами. При выстреле пушка откатывалась вместе со станком, что при заряжании с дула было даже удобно. Для следующего залпа ее вновь подкатывали к порту и наводили (естественно, «на глазок»).

С увеличением калибра этот простой процесс становился все более и более затруднительным. Вес снаряда превысил сначала 100 кг, затем 300 кг, а на орудиях-монстрах перевалил за полтонны. Руки и простейшие приспособления типа талей для обращения с такими «чушками» уже не годились. Настал черед механизированных установок, где практически все операции:подача снаряда,его «загрузка» в ствол (через дуло или казенную часть), открывание и закрывание затвора, наведение на цель в обеих плоскостях осуществлялись при помощи специальных приводов. Первоначально работали паровые машины, затем стали использовать гидравлику, а к концу прошлого века на арену вступило электричество. Надо заметить, что электромоторы далеко не сразу получили признание. Гидравлические приводы допускали более плавные перемещения орудия, что особенно важно для наводки. Приходилось применять специальные регуляторы (известные как «муфты Дженни», по имени запатентовавшего их инженера). Гидравлика продолжала соревноваться с электричеством на больших боевых кораблях вплоть до второй мировой войны.

Поначалу механизированные установки размещались в объемных бронированных казематах, но ограниченные углы обстрела приводили к «омертвлению» не менее чем половины (а в ряде случаев и 3/4) всей артиллерии. И на сцену вышли системы с круговым вращением — башни и барбеты.

Первые башенные установки обосновались на кораблях довольно рано, одновременно с появлением брони и нарезной артиллерии. Практически одновременно два изобретателя, швед Эрик-сон и англичанин Кольз, предложили свои варианты орудийной башни. Более перспективной оказалась идея Кольза. Его башня опиралась на ролики, перекатывающиеся по кольцевому погону. Конструкция же Эриксона вращалась при помощи шестерен на центральном штыре, который занимал всю середину башни. Кроме того, этот «стержень» мог заклиниваться при ударе снаряда в броню. Вариант Эриксона широко применялся в основном на мониторах, строившихся по проектам самого конструктора.

На броненосцах же прочно утвердилась усовершенствованная конструкция Кольза. Однако не без борьбы с другим вариантом установки кругового обстрела — барбетом. Дело в том, что первые башни имели целый ряд недостатков. Тяжелая подвижная конструкция с ненадежными механизмами создавала множество проблем при наводке. Прошло немало лет, пока конструкторам удалось сбалансировать башню, совместив центр тяжести с осью вращения. Несбалансированные башни имели тенденцию разворачиваться после выстрела, а при их развороте корабль кренился на борт.

В эпоху орудий-монстров упало значение столь важного преимущества башни, как броневая защита прислуги и механизмов. При одном выстреле в несколько минут попасть непосредственно в пушку было очень трудно. Поэтому башня на некоторое время оказалась практически вытесненной барбетной установкой, где размещенное на вращающейся площадке орудие окружалось толстым кольцом неподвижной брони, защищавшей расположенные ниже палубы механизмы и персонал. При этом резко уменьшался вес вращающейся части, что, в свою очередь, устраняло большинство недостатков ранних башен. В барбетах зачастую применялись снижающиеся установки, появляющиеся над броней только на момент наведения и выстрела.

Барбетами увлекались не только обе главные морские державы 80 — 90-х годов XIX века — Англия и Франция, но и большинство других стран, включая Россию (броненосцы «Екатерина II», «Чесма», «Гангут», «Александр II»). Появление мелко-, а затем среднекалиберной скорострельной артиллерии привело к тому, что пушки в барбете стали прикрывать броней, сначала тонкой (30 — 70 мм), а затем все более и более солидной. Так постепенно барбетная установка практически «слилась» с башенной. В начале нашего века «владычица морей» полностью перешла на барбетные башни, хотя французы продолжали вооружать свои корабли традиционными башейными установками с основанием-трубой, вращающейся вместе с надстройкой. После русско-японской войны, где флот России имел башни французского типа, а японский — британского, английский вариант превратился практически в монополиста. Последними большими кораблями, оборудованными французской системой, стали последние додредноуты Франции (типа «Дантон»).

Уроки русско-японской войны сказались не только на конструкции орудийных башен. Не менее важные выводы были сделаны и в отношении боеприпасов. Может показаться странным, но результатами Цусимского боя остались недовольны обе стороны — и проигравшая, и выигравшая. Между берегами Японии и Кореи столкнулись две концепции развития артиллерийских снарядов. В русском флоте применялись преимущественно бронебойные (или близкие к ним толстостенные фугасные) снаряды с донным взрывателем, обладавшим малой чувствительностью и значительным замедлением. Такие снаряды часто пробивали насквозь небронированные части кораблей противника, а иногда не разрывались и после пробития брони. Японцы, напротив, применяли тонкостенные «чемоданы», начиненные мощной взрывчаткой — пикриновой кислотой — и снабженные исключительно чувствительными взрывателями. По воспоминаниям участников боя, те срабатывали даже при попадании в стойки лееров; неразорвавшихся снарядов практически не было. Однако японцев поджидала другая беда — многочисленные преждевременные взрывы, в том числе в канале ствола (по этой причине у них вышло из строя больше орудий, чем от воздействия огня противника!). Британские специалисты, старательно оснащавшие и обучавшие японский флот, считали, что Того потребовалось недопустимо много времени для потопления в дневном бою 14 мая 1905 года всего трех кораблей — и это при длительной подготовке и большом боевом опыте артиллеристов.

В результате участники русско-японской войны (и их союзники) сделали прямо противоположные выводы. В России начали бронировать корабли «с ног до головы», ослабив при этом защиту наиболее важных частей. Разрывной заряд артиллерийских снарядов резко увеличили, признав главным из них фугасный, весьма похожий на применявшийся японцами, но с более надежным взрывателем. Напротив, экономные англичане отказались от опасных для собственных пушек лиддитных снарядов (во всяком случае для орудий главного калибра), оставив старинные, снаряженные черным порохом. По третьему пути пошли французы, решившие создать единый «универсальный» снаряд, содержавший примерно 3% взрывчатки (по сравнению с 1 — 2% в бронебойных и 8 — 10% в фугасных). Пока в России увеличивали вес снаряда, англичане и японцы отдавали предпочтение его более высокой начальной скорости. В общем, разброд и шатания в области морской артиллерии нисколько не прекратились. Для установления истины требовался очередной кровавый «эксперимент». И тот не заставил себя ждать: в 1914 году началась мировая война, расставившая точки над «i» в полувековой истории борьбы снаряда и брони на море.