Погожим августовским утром 1939 года автор этих строк, в то время семиклассник одной из школ Нарвской заставы, отстояв длинную очередь на набережной Лейтенанта Шмидта, расположился за носовой дымовой трубой колесного парохода «Рот-Фронт» линии Ленинград—Петергоф, ветерана «Маркизовой лужи».

С крыши надстройки открывалась панорама устья Невы—главной цели путешествия. Миновали Горный институт. Масляный буян. По правому борту проплывает ржавая громада бывшего линкора «Полтава»: буквы названия еще сохранились, зияет пустыми глазницами амбразур орудийная башня, за ней возвышается боевая рубка, уже без мостиков и мачты. На палубе — ветхие деревянные сарайчики, хлам, запустение... Но вот впереди, у достроечной стенки Балтийского завода, показались ошвартованные лагом почти готовые двухтрубные эскадренные миноносцы «Лихой» и «Летучий» —таких раньше видеть не приходилось! Откуда было знать начинающему историку кораблестроения, что это эсминцы нового проекта 7У, что уже под новыми названиями они погибнут в жарких схватках первых месяцев Великой Отечественной!

Но это будет потом, а сейчас вес внимание новому «объекту»: «Максим Горький» —отсвечивает золотом надпись на корме крейсера. Кормовая орудийная башня, трехногая грот-мачта, могучие дымовые трубы (сколько хлопот доставят они через десять лет молоденькому инженер-лейтенанту!) — все это уже знакомо по «Кирову», которым месяц назад ленинградцы любовались на параде в честь впервые отмечавшегося 24 июля 1939 года Дня Военно-Морского Флота СССР. А вот и отличие: вместо высокой четырехногой фок-мачты —башенно-подобная конструкция в виде усеченного конуса, как на хорошо знакомых по зачитанному до дыр справочнику Е.Е.Шведе «Военные флоты» итальянских легких крейсерах типа «Дука д'Аоста»!

Так состоялась первая, но далеко не последняя встреча с этим замечательным кораблем. А пока «Максим Горький»заканчивает швартовные испытания механизмов и готовится к переходу в Кронштадт, а дряхлый «Рот-Фронт» мерно шлепает плицами колес мимо входа в Морской канал, мимо Синефлажской отмели по спокойной глади залива. Последние мирные дни перед началом Второй Мировой...

Объект С-270

«Киров» — первенец советского кораблестроения в классе крейсеров — находился еще на стапеле, когда коллектив конструкторов проекта № 26 во главе с Анатолием Иоасафовичем Масловым получил задание на его корректировку. На следующих кораблях этого типа решили усилить броневую защиту, зенитную артиллерию, увеличить дальность плавания, усовершенствовать приборы управления стрельбой (ПУС), принять меры к уменьшению ходовой вибрации командно-дальномерного поста (КДП), заменив поддерживавшую его четырехногую фок-мачту башенноподобной. Так появился проект 26-бис, и «Максим Горький», заказанный 20 февраля 1936 года Балтийскому судостроительному заводу имени С.Орджоникидзе, стал головным кораблем усовершенствованной серии из четырех единиц.

20 декабря 1936 года на килевой балке крейсера закрепили восемью заклепками стальную коробочку с серебряной закладной доской в футляре из зеленой замши — состоялась торжественная закладка объекта под заводским номером С-270. Руководили постройкой опытные судостроители Н.Г.Мухин, К.Е.Игнатьев, позже В.С.Боженко, А.С.Монахов и другие. Можно без преувеличения сказать, что крейсер строила вся страна: корпусную сталь доставляли с Украины и из Сибири, главные турбины — из Харькова, приборы управления стрельбой — из Москвы, но все же наибольший вклад в создание «Максима Горького» внесли ленинградцы — это и котлы, и вспомогательные турбомеханизмы, и артиллерия, не говоря уже о заготовке деталей корпуса, сборке корабля на стапеле и достройке его на плаву.

Что же представлял собой герой нашего повествования крейсер «Максим Горький»? Придется, увы, обратиться к сухому языку цифр, но и они при внимательном прочтении скажут о многом.

Приемный акт № 369 от 25 октября 1940 года зафиксировал его основные тактико-технические элементы, в первую очередь главные размерения: длину по грузовой ватерлинии (ГВЛ) 187,0, наибольшую 191,38, ширину по ГВЛ (без брони) 17,58, наибольшую 17,72 м. При водоизмещениях: стандартном (без запасов жидких грузов — топлива, котельной воды и турбинного масла) — 8177, нормальном (с запасами жидких грузов на 12 часов полного хода) — 8882, полном (с полными запасами) — 9792, и наибольшем (с дополнительным топливом, минами заграждения, глубинными бомбами, катерами и шлюпками) — 10145 т. Средняя осадка составляла соответственно 5,56, 5,87, 6,30 и 6,45 м.

Основные статьи нагрузки складывались из массы корпуса (3379), бронирования (1536), вооружения с боезапасом (1246), механизмов (1834), предметов снабжения, команды с багажом и расходных материалов (182 т). Запасы жидких грузов на официальных испытаниях 705 т, полный запас топлива — 1310, а максимальный (с заполнением креновых отсеков) — 1657 т флотского мазута марки «Ф».

Бронирование корпуса и орудийных башен выполнялось гомогенным, т.е. из однородных по механическим свойствам броневых листов, и только более толстые плиты боевой рубки имели поверхностную цементацию. Бортовой броневой пояс, располагавшийся между поперечными (траверзными) броневыми переборками на 61-м и 219-м шпангоутах, защищал жизненно важные части корабля: артиллерийские погреба, центральные посты управления оружием и механизмами, машинные и котельные отделения, электростанции. Толщину вертикальной брони, а также лобовых стенок орудийных башен довели до 70 мм (на «Кирове» — 50), оставив бронирование нижней палубы (50 мм), боевой рубки (стенки 150, крыша 100 мм), рулевого и румпельного отделений (30 мм ) без изменений. Тонкой противопульной и противоосколочной броней защитили посты наводчиков торпедных аппаратов (толщина листов 14 мм), КДП (8 мм), стабилизированные посты наводки (СПН) и щиты 100-мм орудий (7 мм).

Конструктивная подводная защита проектом не предусматривалась, хотя каким-то ее подобием можно считать двойное дно на протяжении 61—224 шпангоутов, продольные переборки, образовавшие коридоры электрокабелей и другие бортовые отсеки ниже ватерлинии. Непотопляемость корабля обеспечивалась также тщательно продуманным разделением корпуса на 19 главных водонепроницаемых отсеков и отсутствием каких либо дверей и лазов в главных водонепроницаемых переборках под нижней (броневой) палубой. Насколько эффективными оказались эти меры — речь впереди.

Корпус корабля в местах, важных в смысле обеспечения прочности, изготовили в основном из марганцовистой стали, подтвердившей в реальных боевых условиях свои высокие механические свойства. Систему набора корпуса, его как бы «скелет», приняли смешанную: в средней части (61—219 шпангоуты) преимущественно продольную (с преобладанием непрерывных продольных связей — стрингеров), в оконечностях — поперечную, где основную прочность обеспечивали бортовые «ребра» — шпангоуты. Их и ставили здесь чаще — через 500 мм (в средней части через 750). Это расстояние называют шпацией, а всего шпангоутов насчитывалось 292. По их номерам легко указать местонахождение на корабле того или иного помещения, механизма, прибора.

Крейсер имел полубак, две палубы — верхнюю и нижнюю (броневую), а также две платформы — укороченные палубы в оконечностях. Расположение жилых и служебных помещений практически не отличалось от основного проекта № 26: погреба главного калибра и малокалиберной зенитной артиллерии (МЗА), подбашенные отделения, агрегаты и посты приборов управления стрельбой и морских приборов управления артиллерийским зенитным огнем (МПУАЗО) находились под броневой палубой в районах 61—83-го и 201—219 шпангоутов, машинно-котельные отделения (МКО) — 93—201 шпангоутов, погреба зенитной артиллерии среднего калибра (СЗА) — по бортам у кормовых котельных отделений. Управление кораблем в бою осуществлялось из боевой рубки, где находился главный командный пункт (ГКП), а на походе — с ходового мостика, оборудованных соответствующими приборами и средствами связи. На случай выхода из строя ГКП имелся запасной командный пункт (ЗКП), размещенный на кормовом мостике. Центральные посты: штурманский (ЦШП), артиллерийский (ЦАП) и пост энергетики и живучести (ПЭЖ), служившие командными пунктами соответственно боевых частей 1, 2 и 5, «спрятали», казалось бы, в самом надежном месте — под фок-мачтой выше настила второго дна (83—93 шпангоуты). Однако опыт войны показал, что центральные посты при таком расположении могут оказаться в эпицентре взрыва донных неконтактных мин, что и случилось на «Кирове» в октябре 1945 года.

Каюты командного состава разместили в носовой надстройке (для командира и флагмана), на верхней (под полубаком) и нижней палубах. Жилые помещения старшин команды находились в кормовой надстройке, одиннадцать кубриков команды — на верхней и нижней палубах и на 1-й платформе. Оконечности корабля занимали кладовые и другие служебные помещения. Бытовые условия на крейсере можно считать неплохими и по нынешним меркам: имелся клуб с киноустановкой, бани, душевые, механическая прачечная, парикмахерская, лазарет, амбулатория с рентгеновским и стоматологическим кабинетами. Пищу готовили на трех камбузах: отдельно для командиров (с 1943 года — офицеров), старшин команды и краснофлотцев (как тогда официально называли матросов). Питались первые две категории экипажа в кают-компаниях, а краснофлотцы — в кубриках по «бачковой» системе.

Вооружение

Артиллерия главного калибра, для размещения и боевого использования которой собственно и создавался этот корабль, состояла из девяти 180-мм орудий с длиной ствола 57 калибров в трех башнях марки МК-3-180, с предельной дальностью стрельбы усиленно-боевым зарядом при угле возвышения орудий 50 ° 203 кабельтова (37,5 км). Запас снарядов массой 97,5 кг каждый составлял по 150 штук на ствол. Орудия такого калибра имелись только в Советском флоте, они давали преимущество отечественным кораблям перед зарубежными легкими крейсерами, вооруженными, как правило, 152-мм артиллерией. Впервые в корабельном варианте (система Б-l-K) 180-мм орудия применили в начале 30-х годов на крейсере «Красный Кавказ» (четыре одноорудийные башни). Крейсеры проекта 26 сначала предполагалось вооружить тремя двухорудийными артустановками, но затем возникла идея повысить огневую мощь кораблей на одну треть, и конструкторы нашли возможным поместить в одной «люльке», как называют качающуюся часть установки, не два, а три орудия без существенного увеличения габаритов башни. За это пришлось заплатить платить отказом от раздельного наведения орудий, что создало определенные неудобства в обслуживании установки, и в следующих проектах крейсеров от совмещения трех стволов в одной люльке отказались.

Система ПУС главного калибра «Молния-АЦ», впервые установленная на «Максиме Горьком», получала данные о целях от трех дальномеров типа ДМ-6 с 6-метровой базой, смонтированных в рубке КДП Б-20, от визиров целеуказания и от других приборов. Данные для первого залпа (углы вертикального и горизонтального наведения орудий) вырабатывались с учетом скорости цели и своего корабля, скорости ветра, температуры заряда и других влияющих на точность стрельбы факторов, передавались в башни, а затем корректировались в ходе боя. Система ПУС представляла из себя своеобразный сложнейший электромеханический компьютер и являлась чудом техники того времени.

Артиллерия среднего зенитного калибра состояла из шести 100-мм орудий с длиной ствола 56 калибров системы Б-34 и предназначалась для стрельбы как по высоколетящим воздушным, так и по быстроходным морским целям. Их разместили на надстройке в районе кормовой дымовой трубы на обоих бортах. Такое «кучное» расположение орудий 1-й и 2-й батарей СЗА имело серьезный недостаток, что подтвердилось 24 апреля 1942 года, когда на «Кирове» обе они вышли из строя в результате попадания лишь одной авиабомбы. Дальность стрельбы этих орудий по морской цели составляла 110 кабельтовых (20,4 км), вертикальная досягаемость при угле возвышения 85° — 10 км; для них в погребах № 4—9 хранилось по 336 патронов на ствол и еще по 24 — в кранцах первых выстрелов непосредственно у орудий. Позже подобные артсистемы стали называть универсальными. А «сотки» Б-34 устанавливали на сторожевых кораблях проекта 50 вплоть до 1960 года — они оказались весьма удачными орудиями.

Для управления стрельбой СЗА разработали новую систему морских приборов управления артиллерийским зенитным огнем «Горизонт-2», принимавшую данные о цели от стабилизированных по углу крена постов наводки СПН-300 с 3-метровыми дальномерами ДМ-3, — их стабилизация повышала результативность стрельбы в условиях качки. Для борьбы с низколетящими самолетами и торпедными катерами предназначались огневые средства МЗА—девять 45-мм полуавтоматов 21-К (длина ствола 46 калибров, дальность стрельбы 6000 м, боезапас — 490 патронов на ствол) — на три ствола больше, чем на «Кирове». Однако и при таком усилении противовоздушных средств оборона корабля от атак скоростных пикирующих бомбардировщиков и топедоносцев оставалась проблематичной — требовалось скорострельное автоматическое оружие. Хотя образец зенитного 37-мм автомата

70-К успешно прошел все испытания еще в 1937 году, в серийное производство его запустили только перед самой войной, а на корабли стали устанавливать лишь в 1941-м. Зенитное вооружение дополняли четыре 12,7-мм пулемета системы ДК с боекомплектом по 12400 патронов на ствол.

Скорее по традиции, на крейсере установили два трехтрубных торпедных аппарата марки 39-Ю для 533-мм торпед, хранившихся только в аппаратах (запасных не имелось). Это оружие советским крейсерам применить не пришлось — характер Их боевого использования в годы войны вовсе исключал такую возможность.

Неплохо вооружили «Максим Горький» и для борьбы с подводными лодками: имелось два противолодочных бомбомета БМБ-1 и шесть бомбосбрасывателей, боезапас составлял 20 больших и 30 малых глубинных бомб. Для наблюдения за подводными целями использовалась гидроакустическая установка «Арктур-МУII» с дальностью действия до 70 кабельтовых. Для приема и постановки мин заграждения на верхней палубе уложили рельсы общей протяженностью 270 м, на которых помещалось до 164 шаровых гальваноударных мин образца 1912 года (или 106 -1926 года, или 100 — 1931-го). Противоминную оборону должны были обеспечивать параваны-охранители типа «К», напоминавшие миниатюрные самолеты-монопланы. К сожалению, эти «охранители» не уберегли крейсер от подрыва на мине в первые же сутки войны.

Наконец, «Максим Горький» имел и авиационное вооружение: катапульту типа ЗК-1 Б для взлета поплавковых самолетов — разведчиков-корректировщиков КОР-1 конструкции Г.М.Бериева. Подъем их с воды осуществлялся двумя самолето-барказными кранами с электроприводами, а для хранения 4800 кг авиатоплива имелось специальное бензохранилище.

Радиосвязь корабля обеспечивали пять передатчиков и 17 приемников для всех диапазонов частот, имелся также радиопеленгатор «Градус-К». Для световой сигнализации предназначались пять 45-см прожекторов, а для подсветки целей в ночное время — четыре 90-сантиметровых. Средства маскировки составляли паронефтяная дымоаппаратура ДА-1, химическая ДА-2, а также запас дымовых шашек.

Сердце корабля

Все элементы машинно-котельной установки (МКУ) «Максима Горького» были изготовлены по проекту итальянской фирмы «Ансальдо», но, в отличие от «Кирова», на советских заводах. Исключение составляли импортные клапаны большого проходного сечения на главном паропроводе. Главную силовую установку крейсера с целью повышения ее живучести в бою и при авариях расположили по эшелонному принципу. Котельные и машинные отделения чередовались по длине корабля, образуя автономные эшелоны: носовой, состоящий из трех котельных отделений № 1, 2, 3 и машинного N° 1, и кормовой такого же состава (котельные отделения № 4,5, 6 и машинное № 2). Связанные между собой кольцевым паропроводом, оба эшелона могли работать независимо друг от друга, и при выходе из строя всех или части котлов одного эшелона пар в его турбины мог подаваться от котлов соседнего.

Каждый из шести главных котлов с внушительными размерами (длина 6, ширина 8,2 и высота 5,7 м) занимал автономный водонепроницаемый отсек и генерировал в час до 105 т перегретого до 325° С пара давлением 25 кгс/см2. Поверхность нагрева (1250 м2) образовывали 4005 водогрейных трубок длиной 3,5 м каждая, соединявших стальные барабаны — коллекторы: паровой диаметром 1,5 м с тремя водяными. Двенадцать форсунок подавали в топку котла до 9 т подогретого до 85-90°С, тщательно профильтрованного и тонко распыленного мазута, а мощные турбовентиляторы нагнетали в герметически закрытое котельное отделение более 200 000 м3 воздуха в час. Создаваемый ими напор (до 260 мм водяного столба) явственно ощущался барабанными перепонками, так что вход в котельное отделение был возможен только через своего рода шлюзовую камеру (двойные двери со специальной сигнализацией). Грохот же от работающего котла на больших ходах стоял такой, что объясняться вблизи него приходилось только жестами. Кроме топлива и воздуха в котел подавалась питательная вода, предварительно подогретая до температуры свыше 100 °С. Для этого, с целью экономии топлива, использовали отработавший пар от вспомогательных турбомеханизмов — нефтяных и питательных насосов, турбовентиляторов, которых имелся двойной комплект (резерв требовался для повышения живучести установок).

Два главных трубозубчатых агрегата (ГТЗА) проектной мощностью по 55 000л.с. состояли каждый из трех паровых турбин (высокого, среднего и низкого давления) с рабочими лопатками активного профиля, что при высокой надежности в эксплуатации приводило к некоторому проигрышу в экономичности. Пройдя последовательно все турбины, отработавший пар направлялся в охлаждаемый забортной водой главный конденсатор, превращаясь там в воду, которая по конденсатному и питательному трубопроводам шла вновь в котлы, — так осуществлялся цикл «пар — конденсат» котлотурбинной установки.

Крутящий момент от всех трех турбин ГТЗА передавался при помощи одноступенчатой зубчатой передачи (редуктора) на валопровод соответствующего борта и на гребной винт.

Вспомогательные механизмы машинных отделений (циркуляционные, конденсатные и масляные турбонасосы) дублировались, как и основные трубопроводы, что обеспечивало гибкость эксплуатации и высокую живучесть машинно-котельной установки. Этой же цели служили штоковые приводы клапанов и клинкетов, выведенные на броневую палубу и позволявшие дистанционно отключать поврежденные участки трубопроводов и механизмы, выводить из действия котлы при значительных пожарах, серьезных авариях и затоплении котельных отделений.

Четыре турбогенератора (по два в каждом машинном отделении) и два дизель-генератора (в специальных выгородках в районе 212—219 шпангоутов) мощностью по 165 кВт обеспечивали потребителей постоянным током напряжением 230 В. На якорной стоянке турбогенераторы могли работать паром от любого из двух вспомогательных котлов, установленных в кормовой надстройке.

Крейсер имел якорное устройство (два становых якоря Холла массой по 3,5 т и кормовой стоп-анкер в 2,5 т, якорные цепи, цепной ящик, носовые якорные и кормовой якорно-швартовный электрические шпили), рулевое (полубалансирный руль, две электрогидравлические рулевые машины в смежных водонепроницаемых отделениях — рулевом и румпельном с пятью постами управления: на ГКП, ЗКП, в ЦШП, на ходовом мостике и пост ручного управления в рулевом отделении) и шлюпочное — для спуска, подъема и хранения на борту двух моторных катеров, двух 16-весельных моторных барказов, спасательного вельбота и шлюпок-ялов: двух «шестерок» и одной «четверки».

Корабельные системы надежно обеспечивали живучесть, обитаемость и бытовые нужды экипажа корабля. Главная среди них — напорно-пожарная — подавала забортную воду под давлением 17 кгс/см2 четырьмя турбо-пожарными (производительностью по 150 м3/час) и двумя электропожарными (по 100 м3/час) насосами не только к многочисленным пожарным рожкам, но также и к системам затопления и орошения погребов боезапаса, орошения сходов и вахт машинных и котельных отделений, к эжекторам и гидротурбинам водоотливной системы, на затопление креповых и дифферентных отсеков (с целью спрямления крейсера при повреждениях), а также на другие корабельные нужды. Для борьбы с пожарами в машинных и котельных отделениях имелись установки пенного и углекислотного тушения.

Погреба артиллерийского боезапаса оборудовались системой аэрорефрижерации, вентилировавшей их охлажденным в специальных термотанках воздухом, — ведь его температура при хранении взрывчатых веществ согласно Корабельному Уставу не должна превышать + 25°С. В случае опасности возгорания и при пожаре полагалось включать систему орошения и затопления погребов, как это сделал, к примеру, командир трюмного боевого поста старшина 1-й статьи Маслов на крейсере «Молотов» в 1946 году, затопивший в критической ситуации артиллерийский погреб № 2, чем спас, не побоимся этого слова, свой корабль!

На крейсере имелось, кроме того, множество других разнообразных механизмов и технических средств — например, пневмопочта для быстрой доставки письменных приказов и донесений — всего не перечислишь и обо всем не расскажешь - Сравним же «Максим Горький» с крейсерами других флотов — его ровесниками (табл. 1). Из таблицы видно, что иностранные крейсеры несколько превосходили советский по толщине бортового и палубного бронирования, в обеспечении защиты орудийных башен, но проигрывали ему в скорости хода (кроме итальянского корабля) и в калибре главной артиллерии. В целом же сравнение показывает, что судостроители-балтийцы построили вполне современный боевой корабль, не уступающий мировым аналогам своего времени.

«Флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания поднять!»

30 апреля 1938 года, как только устье Невы очистилось от льда, «Максим Горький» спустили на воду. Было уже ясно, что договорный срок сдачи корабля заказчику, назначенный на 1 ноября того же года, выдержать не удастся — сказались задержки в поставках судостроительных материалов, оборудования и вооружения. Потребовался год напряженного труда, прежде чем 16 апреля 1939 года удалось приступить к швартовным испытаниям механизмов. В сентябре крейсер перешел в Кронштадт, где в сухом доке имени Велещинского очистили и покрасили его подводную часть перед ходовыми испытаниями.

10—11 октября выполнили опытовое определение остойчивости путем кренования, получив удовлетворительные результаты: значения начальной поперечной метацентрической высоты для стандартного, нормального и полного водоизмещении оказались равными соответственно 0,72, 1,10 и 1,31 м.

В те дни в Западной Европе уже шла война, неспокойно было и на советско-финляндской границе, поэтому для скорейшего ввода в строй корабль допустили к ходовым испытаниям без части вооружения и оборудования: не успели установить 100-мм орудия, оба стабилизированных поста наводки, зенитный автомат стрельбы, катапульту, дизель-генераторы, отсутствовал боезапас. Заводские же ходовые испытания, носившие обычно характер предварительных, наладочных, совместили на этот раз с официальными государственными—таково было указание Народного комиссариата Военно-Морского Флота (НКВМФ). Их провели с 14 октября по 1 ноября 1939 года, получив результаты, представленные в табл. 2.

На режимах экономического и крейсерского хода действовали по одному котлу в эшелоне, на остальных — все шесть. Испытания показали надежную работу МКУ, скорости полного и максимального хода оказались выше спецификационных, как и соответствующие им мощности. В ходе испытаний удалось выявить резервы повышения экономичности работы котлов. К основным недостаткам по механической части государственная комиссия отнесла громоздкость и сложность эксплуатации испарительных установок, а также заливку вкладышей дейдвудных подшипников главного валопровода легкоплавким сплавом баббитом вместо привычного, но дефицитного тропического дерева бакаута. Модернизацией этого узла пришлось заниматься уже в первые послевоенные годы.

Итак, к моменту официального предъявления крейсера к государственным испытаниям (24 декабря 1939 года) его электромеханическую установку уже полностью испытали и передали для эксплуатации личному составу под руководством инженер-капитана 3 ранга Петра Петровича Разина — командира электромеханической - пятой боевой части. Случай уникальный в истории кораблестроения!

Зимой и весной 1940 года закончили монтаж систем вооружения. Дополнительным соглашением между НКСП (Народным комиссариатом судостроительной промышленности) и НКВМФ срок сдачи корабля отнесли на май, но и его выдержать не удалось — задерживали поставщики и наладчики новых сложных счетно-решающих систем управления артогнем. С окончанием ледохода государственные испытания продолжили, но их прервали по весьма почетному для «Максима Горького» поводу: 27 июля, более чем за четыре месяца до официального вступления в строй, новый крейсер возглавил парад боевых кораблей на Неве в День Военно-Морского Флота. Одновременно в журнале «СССР на стройке» появилась фотография «Максима Горького» — еще один экстраординарный случай в истории корабля!

Наконец, 25 октября 1940 года государственные испытания крейсера завершились подписанием приемного акта и дополнительного протокола, в котором «Максим Горький» признавался «вполне современным кораблем, способным выполнять боевые задачи своего класса».. Отмечалось отсутствие перегрузки, а этим «недугом» страдали многие корабли отечественной постройки. Основными недостатками признавались: неотработанность схем ПУС и МПУАЗО, отсутствие защиты от магнитных мин, размещение 100-мм орудий в открытых щитах, неудачная конструкция самолето-барказных кранов и бензохранилища, отсутствие деревянного покрытия верхней палубы. Эти документы подписали председатель постоянной приемной комиссии при НКВМФ контр-адмирал Н.Н.Долинин, директор Балтийского завода А.М.Подсушный, ответственный сдатчик корабля М.М.Михайловский, командир корабля капитан 1 ранга А.Н.Петров, командиры боевых частей П.П.Газин, Ю.Г.Юлинец и другие члены комиссии.

12 декабря 1940 года крейсер украсился флагами расцвечивания. В 8 часов утра под звуки «Интернационала» — в то время Государственного гимна Советского Союза — на кормовом флагштоке «Максима Горького» взвилось шелковое полотнище Военно-Морского Флага СССР. Корабль вступил в состав Отряда легких сил (ОЛС) Краснознаменного Балтийского Флота (КБФ). Этот день впоследствии отмечался ежегодно как корабельный праздник.

У мыса Тахкуна

К весне 1941 года экипаж «Максима Горького» отработал, говоря официальным языком, задачи курса боевой подготовки одиночного корабля, и наступила пора обучаться совместному плаванию и действиям в составе соединения. 14 июня ОЛС в составе легких крейсеров «Киров» (под флагом контр-адмирала В.П.Дрозда), «Максим Горький» и десяти новых эскадренных миноносцев 1-го и 2-го дивизионов вышел с Таллинского рейда в Рижский залив. Поход выдался очень напряженным. Корабли лихо маневрировали на полных ходах, отражая «атаки» самолетов и торпедных катеров условного «противника», крейсеры вели «бои» с эсминцами и с моонзундскими береговыми батареями, поражая под прикрытием дымзавес назначенные цели.

Только в субботу, 21 июня, корабли» ОЛС отдали якоря на рейде Рижского взморья, чтобы пополнить запасы и дать отдых экипажам. Моряки не знали, что это — последний мирный день... А уже в 18 часов 22 июня «Максим Горький» в сопровождении эскадренных миноносцев «Гневный», «Гордый» и «Стерегущий» под командованием начальника штаба ОЛС контр-адмирала И.Г.Святова вышел в свой первый боевой поход с задачей прикрыть постановку мин в устье Финского залива. По плану это мощное оборонительное заграждение (более 4500 мин), входившее в систему Центральной минно-артиллерийской позиции, полагалось выставить в течение первых девяти дней войны минными заградителями «Марти» и «Урал», лидерами «Ленинград» и «Минск» и эскадренными миноносцами типа «Новик» («Артем», «Володарский», «Карл Маркс» и др.). Первую постановку провели без противодействия противника, но отряд прикрытия понес потери — немцы и здесь действовали упреждающе...

До подхода к месту проведения операции все благоприятствовало выполнению задачи. Отряд Святова шел 22-узловым ходом, погода стояла теплая и тихая, не отмечалось никаких признаков присутствия противника. Но в 3 ч 30 мин 23 июня в 16 милях на норд-норд-вест от мыса Тахкуна шедший головным эсминец «Гневный» окутался дымом и паром. Взрывом мины оторвало его носовую оконечность вплоть до мостика, и корабль лишился хода. По приказанию контр-адмирала Святова «Максим Горький» и «Стерегущий» повернули «все вдруг» на обратный курс, а «Гордый», сняв с поврежденного корабля личный состав, потопил его артиллерийским огнем. В 4 ч 22 мин в точке с координатами 59° 20' северной широты и 22° 00' восточной долготы настал черед «Максима Горького». Как вспоминал И.Г. Святов, «воздух дрогнул от оглушительного взрыва. Крейсер с полного хода ткнулся носом в воду, словно врезался в скалу, и замер. Многотонная лавина воды обрушилась на палубу». Застопорили ход, и взору предстала ужасающая картина: носовая часть оторвана по 45-й шпангоут и затонула вместе с якорями и шпилями. Однако траверзная переборка 61-го шпангоута сохранила прочность и водонепроницаемость, а механизмы и боевые средства корабля не пострадали.

Личный состав носовой аварийной партии за 15 минут подкрепил поперечные переборки на 61-м и 83-м шпангоутах деревянными упорами. Для уменьшения возникшего дифферента затопили кормовые дифферентные и креновые отсеки, а позднее и кормовое подбашенное отделение. Электрики обесточили поврежденный район, предотвратив короткие замыкания в электроэнергетической системе. К месту взрыва срочно направились четыре быстроходных тральщика — БТЩ (сейчас их называют базовыми), сторожевые и торпедные катера, спасательное судно «Нептун» и гидрографическое судно «Лоод».

Чтобы ослабить напор воды на поврежденную носовую часть, крейсер шел задним ходом, кормой вперед. На выходе из пролива Хари Курк, у поворотного буя Лейне, головной БТЩ «Шкив» подорвался на мине и мгновенно затонул. Пришлось вернуться на рейд Вормси и переждать ночь, приткнувшись носом к мели. Утром 24 июня «Максим Горький» прибыл на Таллинский рейд, пройдя под самым берегом малыми глубинами (под килем оставалось не более семи метров), где минная опасность была наименьшей. После подкрепления носовых переборок 27 июня поврежденный крейсер благополучно прибыл в Кронштадт, где для него уже подготовили док имени Велещинского. Срочные ремонтно-восстановительные работы поручили создателям корабля — балтийцам и Кронштадтскому Морскому заводу, в ведении которого находился док.

В Кронштадте корабль встретила группа специалистов во главе с инженером Балтийского завода В.С.Боженко. Ответственным руководителем работ в Ленинграде назначили одного из строителей крейсера А.С. Монахова, в Кронштадте — И.И.Нефедьева, оперативную техническую помощь осуществляла группа конструкторов ЦКБ во главе с Н.А.Киселевым. По заключению технической комиссии, на восстановление корабля требовалось три месяца, включая изготовление новой носовой оконечности и стыковку ее с основным корпусом. Такой способ проведения работ одобрили А.И.Маслов и видный ученый-кораблестроитель, крупнейший авторитет в области строительной механики корабля, в то время член-корреспондент Академии Наук СССР Ю.А. Шиманский.

С 29 июня по 5 июля во время первого докования «Максима Горького» обрубили и зачистили рваные участки обшивки и набора корпуса, выровняли деформированные конструкции, определили места пристыковки новой носовой оконечности. Тем временем на Балтийском заводе спешно подготовили необходимые материалы и оснастку, а дельные вещи, другие детали и механизмы взяли со строившихся кораблей. На строительстве новой носовой оконечности, заложенной на стапеле 3 июля, работало одновременно до 400 рабочих и инженерно-технических работников. Как видно на сохранившихся фотографиях, высоту ее ограничили верхней палубой, а полубак нарастили уже после стыковки. Но и при этом расчеты показали, что на плаву эта конструкция окажется неостойчивой. Пришлось перед спуском на воду залить в ее нижнюю часть 120 т балластной воды и подстраховывать от опрокидывания в процессе спуска 200-тонным плавучим краном. Спусковые салазки решили не разбирать, а использовать при постановке новой оконечности в кронштадтский док. Это создало трудности при буксировке по мелководному фарватеру, однако в ночь на 20 июля заводской буксир «Балтиец» успешно выполнил сложную проводку. На следующий день носовую оконечность, а затем и крейсер ввели в док, выровняли по его осевой линии и закрепили боковыми растяжками.

Талями, домкратами и специальными клиньями новый нос подтянули вплотную к корпусу корабля и приступили к их соединению при помощи клепки. Одновременно в отсеках велись монтажные работы. Пора белых ночей заканчивалась, работали круглосуточно в условиях светомаскировки: из брезента и фанеры соорудили шатер, а чтобы создать сносные условия труда, оборудовали вытяжную вентиляцию, охлаждали шатер водой. За 10 дней все работы, включая проверку на водонепроницаемость, завершили с высоким качеством, и 1 августа «Максим Горький» вышел из дока. Спустя 10 дней на Большом Кронштадтском рейде проверили работу устройств и оборудования. На все работы затратили полтора месяца — вдвое меньше намеченного срока. Трудно даже представить, чем могло обернуться для крейсера докование в сентябре, во время жесточайших налетов вражеской авиации на Кронштадт!

В ходе ремонтно-восстановительных работ на корабле смонтировали размагничивающее устройство по проекту Ленинградского физико-технического института. Сняли катапульту, использовав освободившееся на средней надстройке место для усиления средств ПВО: сначала установили Шесть 45-мм орудий, которые вскоре заменили четырьмя 37-мм зенитными автоматами 70-К и двумя крупнокалиберными пулеметами.

Главным калибром

24 августа 1941 года «Максим Горький», включенный в западную группу артиллерийской поддержки, стал на огневую позицию у Хлебного мола Ленинградского торгового порта. В начале сентября войска противника вступили в пределы досягаемости орудий его главного калибра. Крейсер поражал своими снарядами скопления войск и боевой техники практически по всему фронту вражеского нашествия. Особенно жарким выдался день 12 сентября, когда ранним утром немецкие войска начали генеральный штурм Ленинграда. Все корабли и форты вели тогда огонь, не считаясь с расходом боеприпасов. 17 сентября стало для «Максима Горького» днем тяжелых испытаний — крейсер получил повреждения от нескольких попаданий 127-мм снарядов, на боевых постах погибли люди. В память об этих событиях в судовой мастерской и на сигнальном мостике появились латунные доски с изображением якорей и текстами:

«Здесь 17 сентября 1941 г., борясь за живучесть корабля, погибли на боевом посту котельный машинист м-с Семчук, электрик м-с Оноприенко».

«Здесь 17 сентября 1941 г., в бою с немецко-фашистскими захватчиками, пали смертью храбрых: старшина группы сигнальщиков гл. ст. Иванов, командир отделения сигнальщиков ст. 2 ст. Старов.

Оба текста заканчиваются призывом: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!» После исключения крейсера из состава флота доски передали в Центральный Военно-Морской музей, где они и хранятся в настоящее время.

...Итак, противник, подтянув артиллерию, мог вести по неподвижному кораблю стрельбу прямой наводкой. 22 сентября штаб флота приказал сменить огневую позицию. Не имея возможности развернуться в узкости, капитан 1 ранга А. Н. Петров вывел свой крейсер Морским каналом задним ходом против течения в Неву и ошвартовал его у Железной стенки Торгового порта вблизи устья Фонтанки. Здесь личный состав с помощью судостроителей устранял до 8 октября полученные повреждения. С первых дней блокады Ленинграда одной из важнейших задач артиллеристов «Максима Горького», вошедшего в состав эскадры КБФ (ОЛС был расформирован), стала контрбатарейная борьба с вражеской артиллерией, обстреливавшей осажденный город.

Наступила первая блокадная зима. При крайне жестком лимитировании расхода топлива жилые помещения пришлось отапливать печками-времянками. Трубы от них, выведенные из иллюминаторов каюты командира БЧ-5 и кубрика № 4, где жили котельные машинисты, хорошо видны на фотографии, сделанной в то тяжелое время. Борта и надстройки покрасили белилами, замаскировав крейсер под береговые сооружения.

Огонь мощной корабельной артиллерии серьезно беспокоил командование германских войск под Ленинградом, и с 26 марта 1942 года подразделения 1-го воздушного флота приступили курениям по подготовке к операции «Айсштосс» («Ледовый удар»), целью которой было уничтожение вмерзших в лед крупных надводных кораблей КБФ. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 1-й эскадры отрабатывали бомбометание по контурам советских линейных кораблей и крейсеров, изображенных в натуральную величину на льду одного из озер.

Готовилась к отражению налета и противоположная сторона. Советская авиация нанесла упреждающие удары по вражеским аэродромам, ослабив назначенную для участия в операции авиагруппу. Усиливалось и зенитное вооружение кораблей: количество 37-мм зенитных автоматов 70-К, заменявших малоэффективные «сорокапятки», достигло на «Максиме Горьком» десяти, установили также два счетверенных 12,7-мм пулемета системы «Виккерс».

4 апреля 1942 года в 18 ч 55 мин на кораблях, стоявших на Неве, объявили тревогу. Немецкие бомбардировщики сбросили более 70 бомб, однако «Максим Горький» отделался незначительными повреждениями от осколков. Налет повторился на следующий день, также без существенных результатов для «люфтваффе». Более настойчиво вражеская авиация атаковала корабли в конце месяца. 24 апреля «Максим Горький» атаковали 22 «юнкерса» под прикрытием «мессер шмиттов». Налет сопровождался артиллерийским обстрелом — около 50 снарядов разорвалось вблизи корабля. Прямых попаданий в крейсер не было, хотя вражеская пропаганда сообщала о семи «точно зафиксированных». Зенитчики корабля одержали первые победы над воздушным противником — сбили два самолета, заслужив благодарность Военного Совета КБФ. К сожалению, не обошлось без потерь: погибли старший лейтенант А.П. Вялков и три краснофлотца...

Следовало бы сменить место стоянки, но лед все еще был крепок, ледоколы же и буксиры не имели топлива. Налеты повторились на следующий день и вечером 27 апреля, когда вслед за начавшимся артобстрелом корабль подвергся новым воздушным атакам. Всего за этот день вблизи корабля разорвалось 15 авиабомб и около 100 снарядов, вызвавших множество мелких пробоин. Зенитчики «Максима Горького» сбили три самолета. Наконец в 21 ч 49 мин объявили боевую готовность № 3, и прозвучала команда: «Баковым на бак! Со швартовов сниматься!» Крейсер совершил переход вверх по Неве к заводу «Судомех», так что 30 апреля при очередном налете немецкие летчики корабль на прежнем месте стоянки не обнаружили. Здесь, у моста Лейтенанта Шмидта, он оставался до мая 1944 года.

В первую блокадную зиму «горьковчане» не только сражались с врагом артиллерийским оружием, но и выполняли фронтовые заказы в цехах Металлического завода, оказывали помощь жителям города. В мае-июне 1942 года крейсер своим огнем поддерживал Невскую и Приморскую оперативные группы Ленинградского фронта. Очередную зиму экипаж встретил в более комфортных условиях: с 20 октября Балтийский завод приступил к установке теплоизоляции корпуса и к зимней консервации механизмов, а «Русский Дизель» к 25 февраля следующего, 1943 года, закончил ремонт дизель-генераторов.

Третий военный год прошел в контрбатарейной борьбе с осадной артиллерией противника по заявкам штаба Ленинградского фронта. Зенитная артиллерия крейсера усилилась тремя зенитными автоматами, но авиация противника крупных налетов на корабли не предпринимала — видимо, пошли впрок уроки апреля 42-го.

Приближался час решительного наступления под Ленинградом. По плану операции «Нева-2» «Максим Горький» вместе с другими крупными кораблями, базировавшимися в городе, — линейным кораблем «Октябрьская Революция», крейсерами «Киров» и «Петропавловск» — включили в состав 2-й ударной артиллерийской группы. Она получила боевые задачи: разрушение мощных узлов обороны, командных пунктов, узлов связи, подавление огня батарей противника, артиллерийская поддержка войск 42-й армии, наступавшей из района Пулкова в направлении Красного Села.

15 января 1944 года, вскоре после подъема, вслед за приказанием надеть парадное обмундирование, ордена и медали, к личному составу обратился командир крейсера капитан 1 ранга А.Г. Ванифатьев: «Получен приказ командования фронта нанести удары по войскам противника. Наша задача — мощными артналетами подавить опорные пункты и огневые средства врага, обеспечить продвижение пехоты».

В 9 ч 15 мин орудия зарядили, и через пять минут по радиосигналу командующего операцией крейсер открыл огонь. В течение часа и 40 минут корабельная артиллерия сокрушала сооружения «неприступного Северного вала», а затем огонь перенесли в тактическую глубину обороны противника на красносельском и пушкинском направлениях Наблюдатели на поле боя отмечали высокую эффективность огня «Максима Горького». Экипажу запомнился вечер 19 января, когда крейсеру поручили обстрелять скопление живой силы и техники противника в районе Русско-Высоцкого, — огонь открыли ровно в 21 час, с первым залпом московского салюта по случаю освобождения Красного Села и Ропши. 24 и 25 января артиллеристы корабля поддержали наступавшее войска 67-й армии Волховского фронта на тосненском направлении, теперь уже залпы ложились на предельной дистанции. Всего же в январе 1944 года корабль провел 27 стрельб, израсходовав около 30 т боеприпасов.

22 марта 1944 года крейсер «Максим Горький» Указом Президиума Верховного Совета СССР наградили Орденом Красного Знамени. На корабле торжественно подняли Краснознаменный Военно-Морской Флаг, командующий эскадрой КБФ вице-адмирал Ю.Ф. Ралль вручил ордена и медали отличившимся матросам, старшинам и офицерам. Крейсер в это время ремонтировался — интенсивная боевая работа требовала серьезного ухода за вооружением и механизмами. В апреле средства наблюдения корабля приобрели новое качество — началась установка двух первых радиолокационных станций (РЛС). А в июне «Максим Горький» в составе 4-й артиллерийской группы принял активное участие в завершающих боях под Ленинградом — в разгроме противника на Карельском перешейке.

Перед началом операции крейсеры перешли на более удобные и уже безопасные огневые позиции в торговом порту. 9 июня в 8 ч 5 мин «Максим Горький» открыл огонь по финским укрепленным позициям в районах Олило — Райвола (ныне Солнечное — Рощино), разрушая особо прочные оборонительные сооружения. Это были последние боевые залпы крейсера. Всего же за годы войны он выполнил 126 боевых стрельб главным калибром, выпустив по противнику 2311 снарядов — более 225 т металла и взрывчатки. Зенитчики сбили пять вражеских самолетов и аэростат наблюдения.

Модернизация, консервация и... ликвидация

Окончилась Великая Отечественная война, но первой же мирной осенью, в октябре 1945 года, экипажу крейсера пришлось принять участие в ликвидации одного из трагических ее последствий — оказать помощь подорвавшемуся на неконтактной мине в районе Красногорского рейда Краснознаменному крейсеру «Киров». Опытные специалисты электромеханической боевой части «Максима Горького», доставленные эскадренными миноносцами «Строгий» и «Стройный» на борт поврежденного крейсера, вели борьбу с водой в затапливаемых отсеках, подменяли кировцев у действующих механизмов вплоть до ввода аварийного корабля в док.

Минная опасность на Балтике оставалась еще очень высокой, и только в августе 1946 года «Максим Горький» выдвинулся на передовые морские рубежи страны — перешел в Лиепаю, а затем в новую главную базу Южно-Балтийского флота (вскоре переименованного в 4-й ВМФ) — Балтийск (прежде — Пиллау в Восточной Пруссии).

Во второй половине 40-х годов корабли, заложенные перед войной, еще достраивались, новое кораблестроение только разворачивалось. Корабли — участники войны нуждались в капитальном ремонте, и на те немногие из них, которые по техническому состоянию были пригодны к активной службе, легла вся тяжесть повседневной деятельности и боевой подготовки флота. К их числу прежде всего относился «Максим Горький», на котором разместился штаб эскадры. Дважды, в 1947—1948-м и 1949— 1950 годах, корабль «подлечивали», проводя текущие ремонты в Лиепае, однако без сколько-нибудь существенных модернизационных работ.

8 декабря 1950 года (а не 1951 года, как утверждалось в печати в конце 1980-х годов) на крейсере произошло историческое для флота событие: с юта «Максима Горького» стартовал «Иркутянин» — родоначальник многочисленного семейства корабельных вертолетов. Сам главный конструктор Николай Ильич Камов выходил в море на испытания, делился с офицерами корабля своими соображениями о путях дальнейшего развития винтокрылых машин морского базирования. Испытания продолжались до конца месяца и прошли успешно.

В марте 1951 года во время состязательной стрельбы главным калибром крейсер развил 32 узла — очень неплохая скорость для корабля, прошедшего войну!

В конце июля 1953 года ленинградцы увидели «Максим Горький» на традиционном параде в День ВМФ в последний раз — осенью его поставили на капитальный ремонт и модернизацию. Этому предшествовала ответственная работа: на крейсере проверялись на практике вводимые на флоте «Правила спрямления поврежденного корабля» и новая документация по непотопляемости, разработанная под руководством видного специалиста в этой области профессора инженер-контр-адмирала В.ГБласова. Поскольку корабль подлежал ремонту, можно было затапливать корабельные помещения, не опасаясь повредить их оборудование, подлежащее демонтажу, дефектации и, как правило, замене.

Ремонт и модернизацию «Максима Горького» поручили судостроительному заводу имени А.Марти (ныне «Адмиралтейские верфи», где завершались начатые еще в 1949 году аналогичные работы на крейсере «Киров». Первоначальный проект модернизации, разработанный к концу 1953 года под руководством Н А.Киселева, предусматривал усовершенствование 100-мм орудий универсального калибра (получивших новый индекс Б-34-УСМ), замену тринадцати одноствольных зенитных автоматов 70-К одиннадцатью спаренными В-11, стабилизированных постов наводки — более совершенными типа СПН-500. Зенитные пулеметы снимались, торпедное и авиационное вооружение не предусматривалось. Существенно совершенствовались радиотехнические средства путем установки РЛС надводного и воздушного наблюдения «Риф» и «Гюйс», артиллерийских «Залп» для главного и «Якорь» — для универсального калибра. Модернизационные работы планировались и по другим частям: штурманской, радиосвязи, электрооборудованию, корабельным системам и устройствам. В меньшей степени это касалось машинно-котельной установки, где, как правило, ограничивались капитальным ремонтом уже проверенных и хорошо себя зарекомендовавших технических средств. Работы шли полным ходом, особенно по корпусу и механизмам, когда в начале 1955 года признали необходимым существенно усилить МЗА корабля. На новых чертежах, выпущенных в июне-июле, автоматы В-11 были заменены четырьмя счетверенными 57-миллиметровыми марки ЗИФ-68, для наведения которых использовались три РЛС «Фут-Б», а для воздушного наблюдения — «Фут-Н» (вместо «Гюйс-1-М4») с антенной, расположенной на грот-мачте. Дымовые трубы, по замыслу конструкторов, приобретали новые очертания и должны были стать прямыми, как на крейсерах типа «Чапаев» и «Свердлов». Темп работ замедлился, а затем, в силу известного крена тогдашнего руководства страны в сторону подводного флота и ракетного оружия, они и вовсе застопорились — артиллерийские крейсеры в эту концепцию не вписывались. И вот, с почти полностью отремонтированным корпусом, котлами и механизмами «Максим Горький» приказом Главнокомандующего ВМФ от 18 апреля 1958 года был исключен из состава ВМФ и передан для разборки на металлолом...

Памятником этому славному кораблю пока еще остаются его котлы № 1, 2 и 3, работающие в котельных Государственного предприятия «Адмиралтейские верфи» — об этом любопытном факте сообщил в марте 1991 года читатель исторического отдела журнала «Судостроение» Андрей Коровка.

«Молотов» - «Слава»

14 января 1937 года на заводе имени А.Марти в Николаеве заложили и 19 марта 1939 года спустили на воду однотипный с «Максимом Горьким» крейсер «Молотов» (заводской номер С-329). На государственных ходовых испытаниях он достиг рекордной скорости 36,3 уз при мощности главных турбин 133 000 л.с. Корабль вступил в состав Черноморского флота за неделю до начала войны — 14 июня 1941 года. Однако «понюхать пороху» ему, в отличие от балтийского собрата, пришлось не сразу: на «Молотове» установили опытный образец радиолокационной станции «Редут-К», способной обнаруживать самолеты на дистанции свыше 100 км. Вот почему крейсер первое время стоял на бочке в Северной бухте Севастополя в качестве плавучего поста дальнего радиолокационного наблюдения.

Об этой первой корабельной РЛС мы можем составить представление по воспоминаниям очевидцев. На грот-мачте медленно вращалась антенна, «похожая на огромные грабли»; в посту, размещенном в тесном помещении у основания грот-мачты, на пульсирующей линии экрана возникали «всплески» — отметки наблюдаемых целей. По ним радиометристы умудрялись определять не только характер целей, но и приближенно расстояние до них. За год эксплуатации РЛС более 4700 раз обнаруживала самолеты противника, что позволяло вовремя привести в готовность корабельные и базовые средства ПВО.

Первый боевой поход корабль совершил 1 ноября 1941 года из Севастополя в Туапсе, когда враг вплотную подошел к Главной базе флота и постоянное базирование на нее крупных кораблей стало невозможным.

Боевое крещение «Молотова» состоялось 9 ноября, когда крейсер под командованием капитана 1 ранга Ю.К.Зиновьева открыл огонь по скоплению войск противника в районе Феодосии, а в конце

1941 года начались регулярные «транспортные» рейсы в осажденный Севастополь, совмещавшиеся с огневыми ударами по вражеским позициям. В январе 1942 года «Молотов» буксирует из Туапсе в Поти тяжело поврежденный крейсер «Красный Кавказ». Таким разносторонним было боевое использование корабля в этот период.

22 января 1942 года при стоянке в Туапсе крейсер получил серьезные повреждения во время шторма. Пришлось почти месяц ремонтироваться, и очередной боевой поход и обстрел крымских берегов состоялся только 21 февраля, следующие два — уже в марте. Близились решающие бои за Севастополь, враг установил его воздушную и морскую блокаду. У берегов Крыма появились вражеские торпедные катера и подводные лодки.

В ночь на 10 июня «Молотов», приняв 2998 бойцов, 28 орудий, 8 минометов, 4000 автоматов, 150 т боеприпасов, продовольствия и медикаментов, вышел из Новороссийска в сопровождении эсминца «Бдительный». Маршрут был сложным: сначала спустились к Анатолийскому побережью Турции, затем прошли на запад и только в сумерках взяли курс на Севастополь. В 2 часа 13 июня, ошвартовавшись у угольной пристани, крейсер открыл огонь из носовых башен, одновременно шла разгрузка людей и снаряжения. Через 40 минут, приняв на борт 1415 раненых и 240 эвакуируемых женщин и детей, »Молотов» вместе с «Бдительным» вышел в обратный путь, обстреляв еще ряд целей. Новый командир корабля капитан 1 ранга М.Ф.Романов умело вывел отряд из-под ударов авиации и привел без потерь в Новороссийск, а уже в ночь на 15 июня корабль с 3175 пехотинцами, 553 т оружия, боеприпасов и другими грузами на борту вновь вышел в море.

Это был последний поход «Молотова» в Севастополь. Надводные корабли уже не могли прорывать плотную блокаду, и осажденный гарнизон исчерпывал последние резервы обороны... Теперь, в связи с возникновением непосредственной угрозы Новороссийску и Туапсе, единственной базой для крупных кораблей Черноморского флота остался порт Поти.

Немцы готовились форсировать Керченский пролив и высадиться на Таманском полуострове. По данным разведки, в порту Феодосии и у причалов в бухте Двуякорной сосредоточивались десантные плавсредства противника. 31 июля — 1 августа по этим пунктам нанесли удары тральщики и торпедные катера во взаимодействии с авиацией, но командование не было удовлетворено результатами. Поэтому Военный Совет флота спланировал новую операцию: «Молотову» и лидеру «Харьков» предписывалось в ночь на 3 августа 1942 года скрытно подойти в район Феодосии, крейсеру обстрелять порт, а лидеру — Двуякорную бухту. Пополнив запасы, корабли перешли в Туапсе, но здесь их обнаружили самолеты-разведчики.

В 17 ч 38 мин 2 августа крейсер под флагом командира бригады контр-адмирала Н.Е.Басистого вышел в море, головным следовал лидер «Харьков». Отвлекающий маневр движения кораблей 26-узловым ходом на запад не смог ввести противника в заблуждение: до наступления темноты за ними непрерывно наблюдал самолет-разведчик «Хейнкель-111», скрытности достичь не удалось.

В 0 ч 59 мин 3 августа «Харьков» открыл огонь, выпустив в течение пяти минут пятьдесят девять 130-мм снарядов по Двуякорной бухте. Крейсер в это время уклонялся от атаки торпедного катера и довольно точного огня береговых батарей. Пришлось пересчитывать исходные данные и выходить в новую точку залпа, но в 1 ч 5 мин сигнальщики вновь обнаружили катер, а «Харьков» еще и второй, который ему удалось поджечь метким огнем носовых орудий. Непрерывное маневрирование на большой скорости не позволило крейсеру выйти на боевой курс для обстрела назначенной цели и выдерживать его. Пришлось отходить на юг 28-узловым ходом.

В 1 ч 19 мин «Молотов» подвергся атаке самолета-торпедоносца, через пять минут — еще двух. Несмотря на интенсивный огонь из зенитных автоматов и резкий отворот влево, противник добился успеха: в 1 ч 27 мин одна торпеда попала в корму крейсера с правого борта. И хотя этот торпедоносец зенитчики кормовых автоматов сбили, корабль лишился пятнадцати метров кормовой оконечности, оторванной взрывом до 262-го шпангоута, а вместе с ней и руля с рулевой машиной. Повреждение гребных винтов и правого валопровода привело к сильной вибрации, отогнутые листы обшивки заставляли корабль циркулировать по кругу вправо. Пришлось опытным путем подбирать оптимальный режим работы механизмов: при самых полных оборотах вперед левой машины и малых или самых малых назад правой «Молотов» медленно двигался на юг. «Харьков» прикрывал его с кормы — с самого опасного направления, т.к. луна светила по носу, оставляя темной северную часть горизонта. Тем временем специалисты электромеханической боевой части справились с поступлением воды в кормовые отсеки. Совместным хорошо организованным огнем крейсер и лидер успешно отбивали атаки катеров и самолетов. Наконец в 5 часов появилось долгожданное авиационное прикрытие — над кораблями пронеслись истребители, к которым вскоре присоединились летающие лодки МБР-2. Следующая и последняя атака вражеских торпедоносцев закончилась безрезультатно, а всего по кораблю они выпустили не менее 22 торпед.

Вечером в районе Сухуми останки четверых погибших в бою моряков предали морю, еще 14 человек погибло вместе с затонувшей кормой... В 21 ч 40 мин корабли отдали якоря на рейде Поти.

Казалось бы, восстановить поврежденный крейсер вряд ли возможно: судостроительные заводы остались на территории, занятой врагом, а наибольшая подъемная сила имевшегося в Поти плавучего дока составляла лишь 5000 т. Но выход все же нашли. В августе—сентябре 1941 года из Николаева перевели на Кавказ недостроенные корабли, и среди них крейсер «Фрунзе». Хотя строили этот корабль по другому проекту (№ 68), специалисты подыскали место, где обводы обоих крейсеров удачно сопрягались и где к «Молотову» можно было присоединить «чужую» оконечность*.

Для осуществления этой операции прибегли к неполному докованию: сначала завели в док кормовую часть «корабля-донора», отрезали нужный участок и, оставив его в доке, вывели из последнего остальную часть недостроенного корабля. Затем, предварительно зачистив и подготовив место стыковки, на что ушло 18 суток и потребовался большой объем подводных работ, ввели в док корму «Молотова» и соединили обе части. При этом, поскольку нос крейсера оставался вне дока, корабль и док получили существенный дифферент. Испытав отсеки крейсера на водонепроницаемость, его вывели из дока, и дальнейшие работы вели на плаву. Перо руля и его баллер доставили из блокированного Ленинграда через фронтовую Ладогу, Поволжье, Среднюю Азию, Каспий и Закавказье. Не менее сложный путь проделала и рулевая машина, предназначавшаяся для строившегося в Комсомольске-на-Амуре однотипного крейсера «Каганович». Монтаж ее на месте, восстановление размагничивающего устройства (РУ), предохранявшего корабль от магнитных мин, — эти и другие работы закончили в апреле 1943 года.

Потребовались еще наладочные работы, регулировка РУ, ходовые испытания, и, наконец, 28 июля «Молотов» вновь вошел в строй. На память о бое под Феодосией остался невысокий «порожек» на верхней палубе (новая корма была чуть выше оторванной) и укрепленная на этом месте памятная доска.

А вот гвардейского звания достойно воевавший корабль так и не дождался, как, впрочем, и представленный к этому отличию лидер «Ташкент», — герои героями, а все же и на них имелся «компромат»: один из боя вернулся без кормы, другой и вовсе погиб...

5 ноября 1944 года «Молотов» в составе эскадры Черноморского флота вернулся в освобожденный Севастополь, отсалютовав в честь этого знаменательного события двадцатью одним залпом. Боевые задачи крейсеру до конца войны уже не ставились.

Первые послевоенные годы «Молотова» были насыщены боевой учебой. Во время проведения одной из стрельб в районе Тендровской косы произошло ЧП: в перегрузочном посту второй башни главного калибра воспламенился пороховой заряд. Только смелые и решительные действия командира трюмного поста старшины 1-й статьи Маслова, затопившего по своей инициативе артиллерийский погреб № 2, что он делать без разрешения «сверху», строго говоря, не имел права (а получить разрешение просто не успел бы), спасли корабль от взрыва боезапаса и неизбежной гибели. Героя наградили Орденом Красного Знамени, а в Корабельном Уставе 1943 года появилось дополнение, санкционирующее подобные действия. Так и ходить бы крейсеру в «штрафниках», но помог случай: в августе 1947 года на нем совершил морской вояж из Ялты в Сочи И.В.Сталин. А вот Молотов на «своем» корабле так и не побывал.

Спустя десять лет, после известных событий, связанных с «разоблачением антипартийной группы Молотова, Кагановича, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова», корабль переименовали — теперь он стал «Славой», что послужило шутникам пищей для острот. Но еще раньше, в трагическую ночь 29 октября 1955 года, аварийная партия с «Молотова» боролась с водой на линкоре «Новороссийск», пять матросов при этом погибли. Перечислим их имена: П.Н. Лысенко, В.С. Сухорученко, Н.Д. Тарасевич, А.И.Чулков и О.Ф. Шениньш.

Пройдя капитальный ремонт и модернизацию, избегнув участи сданного на слом «Максима Горького», крейсер «Слава» еще долго оставался в строю. Его артиллерия, пережив период повального увлечения ракетами, оказалась небесполезной, хотя бы и для стрельбы по береговым целям. Корабль использовался в учебных целях, ходил и на боевую службу. В 1973 году, например, во время очередной арабо-израильской войны, крейсер «Слава» находился в составе оперативной эскадры в восточной части Средиземного моря. Не обошел его вниманием и художественный кинематограф — на палубе корабля снимались эпизоды фильма «Оптимистическая трагедия».

Корабли, как и люди, неизбежно стареют и отходят от активной деятельности: вторые на пенсию, первые — на слом. Так и случилось с крейсером «Молотов»— «Слава» в конце 1970-х.

«Калинин», «Каганович» - «Петропавловск»

Предвоенными планами намечалась постройка крейсеров проекта 26-бис и для Дальнего Востока. Там было неспокойно, вероятный противник обладал мощным флотом, и молодой советский Тихоокеанский флот (ТОФ) следовало пополнять кораблями всех основных классов.

Корпусная сталь для первого из крейсеров — «Калинина» — обрабатывалась на Балтийском заводе в Ленинграде, а для второго — «Кагановича» — на заводе имени А.Марти в Николаеве. Готовые корпусные конструкции, а также оборудование, вооружение и механизмы доставлялись к месту сборки, на завод № 199 в Комсомольск-на-Амуре. Крейсеры под заводскими номерами С-7 и С-8 заложили с интервалом в два с половиной месяца — 12 июня и 26 августа 1938 года. Вышли же они из наливных доков с разницей уже в два года: «Калинин» 8 мая 1942 года, а «Каганович» — 7 мая 1944-го. Готовность последнего надолго задержалась из-за уже известного читателю события — рулевую машину пришлось отправить в Поти для восстановления «Молотова».

«Калинин» перевели во Владивосток, где после ходовых испытаний сдали флоту 31 декабря 1942 года. Переход «Кагановича» из Комсомольска во Владивосток занял 12 дней (15—26 августа 1944 года), 30 октября закончили швартовные испытания, в декабре успели провести ходовые и 30 декабря 1944 года отпраздновали вступление в строй последнего из крейсеров типа «Максим Горький».

«Тихоокеанцы» отличались от основного проекта количеством и калибром СЗА (восемь 85-мм орудий марки 90-К вместо дефицитных в то время «соток»), отсутствием катапульт. К 1945 году они имели по пятнадцать 37-мм автоматов и двенадцать 12,7-мм пулеметов. Во время войны с Японией оба крейсера стояли в проливе Босфор Восточный, замаскированные и надежно защищенные от любого противника. Оперативные планы не предусматривали их боевого использования в сложившихся конкретных условиях. В послевоенные годы на кораблях установили катапульты, на «Лазаре Кагановиче» (так стал называться этот крейсер, чтобы Лазаря Моисеевича, члена Политбюро, не спутали с его незадачливым братом, некогда наркомом оборонной промышленности Михаилом Моисеевичем) ее использовали для испытаний нового корабельного разведчика-корректировщика КОР-2. 3 августа 1957 года крейсер еще раз переименовали, на этот раз в «Петропавловск», а спустя год он приобрел известность отчаянной схваткой с жестоким тайфуном в Охотском море. Тогда корабль сильно потрепало, но экипаж выстоял, и командир привел «Петропавловск» в базу.

В середине 50-х годов ТОФ пополнился новыми крейсерами: «Александр Суворов», «Адмирал Лазарев», «Дмитрий Пожарский» и «Адмирал Сенявин» заменили в боевом строю ветеранов — «Калинин» и «Петропавловск», первый из который 6 февраля 1960 года стал плавучей казармой, а второй сдали на слом.

Мы рассказали о «Максиме Горьком», его близнецах — крейсерах проекта 26-бис. Давно исключены из состава флота и пошли на слом старые корабли, но живы ветераны, отдавшие крейсерам свои молодые и зрелые годы. Они встречаются, вспоминают бои и походы — давайте и мы будем хранить память о славных кораблях отечественного флота!